За ночь ощущение трагедии немного притупилось, словно несчастный случай просто-напросто занял место в ряду прочих исходных данных проблемы, которую предстояло решить. Но теперь вдруг острая боль проснулась в нем с новой силой. Он едва не остановился. Может, все бросить? Его удерживало только любопытство. Во что бы то ни стало ему хотелось вновь увидеть лачугу и услышать мольбы пленницы. Только одни они и могли принести ему облегчение. Он продолжил путь, убеждая себя, что защищает Эрве. Покупки заняли у него не много времени. В половине десятого он выехал на шоссе, ведущее в Сюсе. В его распоряжении оставалось около часа. Пока еще он не знал, с чего начать, чтобы предложить сделку. Придется хитрить, постепенно подготавливая ее. А вдруг она сразу же согласится поклясться, что никому ничего не скажет? Посмотрим!..

Он без труда нашел дорогу, сворачивающую к Эрдру. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались пустынные, раскисшие от дождя луга, виднелись почерневшие рощицы. У самого горизонта кружила стая ворон. Под серыми небесами поблескивали набухшие от паводка овраги. Любопытных опасаться нечего!

За несколько минут он добрался до домика, сооруженного из цементных блоков; построенный на маленьком холмике, тот производил щемящее впечатление заброшенности, чего-то забытого посреди невозделанной земли. Прислонив мопед к фасаду, он обошел строение. Ни малейшего шороха. Но когда он вставил ключ в замочную скважину, внутри послышался стук, это его успокоило, ибо на какое-то мгновение полное молчание испугало его. Раз у нее хватало сил стучать, значит, заточение не слишком сильно подействовало на нее. Он на ощупь пересек кухню и остановился у двери в комнату. Она наверняка стояла, прижавшись к двери с той стороны.

— Выпустите меня отсюда, — крикнула она. — Я больше не выдержу. Что я вам сделала?

Люсьен хотел уже открыть рот, чтобы ответить, но вовремя вспомнил, что ему нельзя говорить, по крайней мере пока. Она снова принялась стучать. Ладно! Как только она успокоится, возможно, удастся приступить к объяснениям. Он поставил на кухонный стол пакеты, зажег свечу и оглядел помещение. Оно оказалось гораздо лучше обставлено, чем ему показалось вначале. В буфете он обнаружил тарелки, стаканы, алюминиевые приборы, графин с отбитым горлышком, банку с вареньем, покрывшимся плесенью, побелевшую от накипи кастрюлю.

Поставив свечу в стакан, он поднял самодельный светильник над головой. Газовый нагреватель стоял рядом с плиткой, которой, наверное, еще можно было пользоваться, если в баллоне остался газ. По другую сторону перегородки легкий стук каблуков узницы возвещал о том, что она передвигается вместе с Люсьеном, словно изголодавшееся животное, которое слышит шаги своего стража и ловит на слух малейшее его движение. Поставив свечу на стол, Люсьен вырвал листок из блокнота и написал печатными буквами: «ЛОЖИСЬ НА РАСКЛАДУШКУ».

И, подумав, добавил: «Я ХОЧУ УСЛЫШАТЬ, КАК ОНА ЗАСКРИПИТ. НИКАКИХ ЛИШНИХ ДВИЖЕНИЙ. Я ОТКРОЮ ДВЕРЬ И ПОСТАВЛЮ В КОМНАТУ ПАКЕТЫ С ЕДОЙ. ПРИ МАЛЕЙШЕМ ПОДОЗРИТЕЛЬНОМ ШОРОХЕ Я СТРЕЛЯЮ».

Он невольно улыбнулся. Все это возвращало его во времена коротких штанишек, к играм в разбойников. Снова взяв свечу, он опустился на колени возле двери, тихонько стукнул три раза и сунул листок, который тотчас исчез, схваченный с другой стороны нетерпеливой рукой. В тиши он ясно различал дыхание Элиан, и у него теснило грудь от неведомого до сей поры волнения. От ткнулся лбом в деревянную перегородку. Ему хотелось попросить прощения.

Снова раздался легкий стук каблуков, и раскладушка скрипнула всеми своими проржавевшими пружинами. Тогда он торопливо схватил провизию и, приоткрыв дверь, втолкнул как попало пакеты в комнату. Долго куда-то катились консервные банки. Он порадовался этому грубому поступку, утверждавшему его превосходство.