|
Сидя на ограде, я весь скорчился от душившего меня смеха. Но Деннис принялся оплакивать свой поступок. «О, я убил человека, – говорил он, – я убил человека и теперь не буду иметь в жизни ни одной спокойной минуты! Что он, умер? О! Взгляните, умер он? Господи Боже мой, я убил человека!» Я спустился к нему и сказал: «Не говорите глупостей», но он продолжал выкрикивать: «Неужели он умер?» – так, что я едва не ударил его. А даку был просто оглушён карабином. Немного погодя он пришёл в себя, и я спросил его: «Тебе больно?» Он проговорил: «Нет». Его грудь была вся изранена, когда он перелезал через ограду. «Это не ружьё белого человека так сделало, – сказал он, – это я сам сделал, и я свалил с ног белого человека». Но Деннис никак не мог удовлетвориться этим. Он сказал: «Перевяжите его раны, он истечёт кровью! О! Он истечёт кровью». – «Перевяжите его сами, – сказал я ему, – если вы так боитесь за него». – «Я не могу дотронуться до него, – сказал Деннис. – Но вот вам моя рубашка». Он снял рубашку, а подтяжки натянул опять на голые плечи. Я разорвал рубашку и перевязал дакоита как следует. Он все время скалил зубы на Денниса, а сумка Денниса лежала на земле и была доверху полна сандвичей. Жадная свинья! Я взял несколько из них и предложил их Деннису. «Как я могу есть? – сказал он. – Как можете вы предлагать мне есть? Его кровь теперь на ваших руках, а вы едите мои сандвичи!» – «Ну ладно! – сказал я. – Так я отдам их даку». Так я и сделал, и парнишка был страшно доволен и проглотил их в один момент.
Кливер с такой силой опустил руку на стол, что пустые стаканы затанцевали на месте.
– Вот это – искусство, – сказал он, – очень гладко и с большим темпераментом сочинено! Но не уверяйте же меня, что все это случилось в действительности.
Зрачки глаз Инфанта уменьшились до величины булавочных головок.
– Прошу извинения, – сказал он медленно и немного суховато. – Я рассказал вам все так, как было в действительности.
Кливер с минуту смотрел на него.
– Это всецело моя вина, – сказал он. – Я должен был знать это. Пожалуйста, продолжайте.
– Хиксей вышел из того, что осталось от деревни, вместе со своими пленниками, которые были ловко связаны между собой. Бох Нагхи вышел первым, и один из крестьян, убедившись в беспомощности старого разбойника, начал потихоньку толкать его ногой. Бох терпеливо сносил удары, но потом застонал, и мы увидели, в чем было дело. Хиксей хорошенько связал крестьянина и затем всыпал ему с полдюжины хороших ударов бамбуковой тростью, чтобы помнил, что пленных надо оставить в покое. Посмотрели бы вы, как скалил зубы старый бох! О! Но и Хиксей был страшно разозлён на всех. Он получил такой сильный удар в руку выше локтя, что у него треснула кость, а кроме того, он был в страшной ярости на меня за то, что я не помог ему справиться с бохом и с пологом от москитов. Я должен был объяснить ему, что я ничего и не мог сделать. Если бы вы видели их вместе, как они катались по полу, вы бы смеялись целую неделю. Хиксей клялся, что единственный порядочный человек из его знакомых – это бох, и всю дорогу до лагеря он разговаривал с бохом, и бох жаловался ему на боль в костях. Когда мы вернулись домой и вымылись, бох пожелал узнать, когда его повесят. Хиксей сказал ему, что он не может доставить ему этого удовольствия на месте, а должен послать его в Рангун. Тут бох встал на колени и перечислил ему целый каталог своих преступлений – по его собственному признанию, его надо было уже семнадцать раз повесить, и он умолял Хиксея устроить это немедленно. |
