Он увидел, что она заколебалась, а потом спросила потерянно:

Ты в самом деле думаешь, что твоя жена не рассердится, увидев меня завтра?.. Она не станет оскорблять меня, как сегодня в ресторане?

Уверен, что нет. Может быть, она будет немного удивлена… вот и все… но до твоего прихода я постараюсь ее убедить.

— Ты это сделаешь?

— Да.

У меня такое впечатление, что твоя жена терпеть меня не может, — сказала она вопросительным тоном, словно желая, чтобы ее разуверили.

Ты ошибаешься, — ответил он, идя навстречу этому ее столь ясному желанию. — Она, напротив, очень тебе симпатизирует.

— В самом деле?

— Да, в самом деле, она мне сегодня об этом говорила.

— А что она говорила?

О господи, ничего особенного: что ты красива, что кажешься умной… В общем, правду.

Тогда я приду, — вдруг решилась она, — приду сразу после отъезда мужа… около девяти… так, чтобы сесть на поезд в десять… приду к вам в гостиницу.

Для Марчелло эта поспешность и это облегчение были еще одним оскорблением его чувств. И внезапно зажегшись желанием любви во что бы то ни стало, даже любви притворной и двусмысленной, он сказал:

— Я так рад, что ты согласилась прийти.

Да?

Да, потому что я думаю, ты не сделала бы этого, если бы не любила меня.

Я могла бы поступить так по какой-нибудь другой причине, — зло ответила она.

— По какой?

Мы, женщины, часто поступаем назло… например, мне захотелось бы досадить твоей жене.

Итак, она думала только о Джулии. Марчелло ничего не сказал, но, танцуя, повел ее к выходу. Еще два поворота, и они очутились перед раздевалкой, в двух шагах от двери.

— Куда ты меня ведешь? — спросила она.

Послушай, — умоляющим тихим голосом заговорил Марчелло, так, чтобы гардеробщица за стойкой ничего не услышала, — выйдем на минутку на улицу.

— Зачем?

Там никого нет… я хочу, чтобы ты поцеловала меня… вот так, вдруг… чтобы показать мне, что ты действительно любишь меня.

— И не подумаю, — сказала она, сразу раздражаясь.

— Но почему же?.. На улице пустынно, темно.

— Я уже сказала тебе, что терпеть не могу публичных излияний чувств.

— Прошу тебя.

Оставь меня, — сказала она резким, громким голосом и, высвободившись, сразу удалилась в направлении зала.

Поддавшись охватившему его порыву, он шагнул за порог и оказался на улице.

Как он и сказал Лине, улица была темна и пустынна, на скудно освещенных фонарями тротуарах не было прохожих. По другую сторону улицы, вдоль стены, ограждавшей сад, стояло несколько машин. Марчелло вытащил из кармана платок и вытер потный лоб, глядя на густые деревья, выглядывавшие из-за стены. Он был оглушен, словно получил по голове резкий, сильный удар. Он не помнил, чтобы когда- нибудь так уговаривал женщину, и ему было стыдно. В то же время он понимал, что всякая надежда уговорить Лину если не полюбить его, то хотя бы понять, теперь исчезла навсегда. В этот момент он услышал за спиной шум мотора автомобиля, затем машина скользнула рядом и остановилась. Она была освещена внутри, и за рулем Марчелло увидел агента Орландо, выглядевшего прямо как семейный шофер. Приятель Орландо, с длинным, худым лицом хищной птицы, сидел с ним рядом.

— Доктор, — тихо позвал Орландо.

Марчелло машинально подошел.

Доктор, мы поедем за ним… однако, возможно, мы не станем дожидаться прибытия в Савойю.

— Почему? — спросил Марчелло, почти не отдавая себе отчета в том, что говорит.