Марчелло ничего не сказал. Джулия по-своему истолковала его молчание и спросила:

Ты сердишься? Скажи… ты сердишься из-за спального вагона?.. Но билет можно сдать, потеряв только двадцать процентов.

— Какие глупости… — медленно, словно размышляя, ответил он.

Тогда, — сказала она, подавив недоверчивый смешок, в котором дрожал еще страх, — ты сердишься оттого, что я на самом деле не уехала?

— Новые глупости, — ответил он. Но на сей раз ему показалось, что он не совсем искренен.

И, чтобы рассеять последние сомнения или последние угрызения совести, он добавил: — Если бы ты уехала, вся моя жизнь рухнула бы. — Он подумал, что теперь сказал правду, хотя она и звучала несколько двусмысленно. Разве не лучше было бы, чтобы его жизнь, та жизнь, которую он выстроил после смерти Лино, рухнула бы окончательно, вместо того чтобы новое бремя, новые обязанности отягощали ее, делая похожей на нелепый дом, к которому увлеченный владелец пристраивает террасы, башенки и балконы, подвергая риску его прочность?

Он почувствовал, как руки Джулии сжимают его все крепче в любовном объятии, потом она прошептала:

— Ты говоришь правду?

— Да, — ответил он, — я говорю правду.

Но что бы ты сделал, — настаивала она с довольным и почти тщеславным любопытством, — если бы я в самом деле оставила тебя и уехала? Ты постарался бы догнать.

Он поколебался, а когда заговорил, ему снова показалось, что в голосе его звучит скрытое сожаление:

Нет, не думаю… разве я не сказал тебе, что вся моя жизнь рухнула бы?

— Ты бы остался во Франции?

— Да, наверное.

— А твоя карьера? Ты бы сломал свою карьеру?

Без тебя она больше не имела бы смысла, — спокойно объяснил он, — я делаю то, что делаю, потому что ты рядом.

Но что бы ты тогда стал делать? — Она, казалось, испытывала жестокое удовольствие, представляя его одного, без нее.

Я сделал бы то, что делают все, кто оставляет свою страну и профессию из-за особых причин. Я бы приноровился к какому-нибудь ремеслу, пошел бы мыть посуду, стал бы моряком, шофером или записался бы в Иностранный легион. Но зачем тебе нужно это знать?

Так… я просто спрашиваю… В Иностранный легион? Под чужим именем?

— Вероятно.

— А где находится Иностранный легион?

— Кажется, в Марокко. ив других местах тоже.

В Марокко… видишь, а я осталась, — пробормотала она, прижимаясь к нему с жадной, ревнивой силой.

Затем последовало молчание. Джулия не двигалась, и, когда Марчелло посмотрел на нее, глаза ее были закрыты, казалось, она спала. Тогда он тоже закрыл глаза с желанием подремать. Но заснуть ему не удалось, хотя он был раздавлен смертельной усталостью и оцепенением. Он испытывал глубокое и мучительное чувство протеста против своего положения, он чувствовал себя проводом высокого напряжения, по которому непрерывно текла энергия страшной силы, не причиняя беспокойства, а, напротив, наполняя его большой жизненной мощью, но иногда, как, например, сейчас, напряжение казалось Марчелло непереносимым, и ему хотелось быть не натянутым и вибрирующим, а отключенным и бесформенным мотком в куче хлама в глубине заводского двора. И потом, почему именно через него должен был передаваться поток энергии, тогда как других это даже не касалось? И почему поток никогда не прерывался, не переставал ни на минуту струиться сквозь него? Сравнение развивалось, ветвилось вопросами, на которые не было ответа, и одновременно росло болезненное оцепенение, туманившее мозг, затемнявшее зеркало сознания.