Это уже не имело ни малейшего смысла, но я продолжал поминутно смотреть на часы. Занозой в сознание воткнулась подлая мысль, что вот так мне и не придется никогда в жизни прокатиться на «Русалке», я отогнал ее прочь, но она настойчиво пыталась проникнуть обратно, и чем больше я ее гнал, тем упорнее она становилась. В конечном итоге, я стал чувствовать себя полным ничтожеством. Дашка, Длинноухий, Цыпленок — в опасности, а я… я позволял себе думать о такой ерунде. Господи, что угодно, пусть им суждено умереть сегодня, но пусть я умру прежде их, — взмолился я.

Пять часов дня. Я позвонил на спасательную станцию Финской акватории. Ни о каких погибших судах ничего известно не было. На мой обеспокоенный вопрос о безопасности плавания в бурю на «Русалке», мне ответили, что бы я не волновался. «Сын, небось? — спросил диспетчер. — С девушкой, наверное, развлекается. Любят они покрасоваться в шторм и продемонстрировать, какие они крутые. Вы не беспокойтесь, все будет в порядке, папаша».

Семь часов вечера. Начало темнеть. Я весь напрягся и вслушивался в тишину, стоящую в квартире, вдруг раздадутся шаги SolaAvisa — но только изредка дзинькала о чашку ложка на кухне. Цыпочкино беспокойство выражалось в том, что она бесконечно, чашку за чашкой, пила чай. Я думал, до скольки мне ждать SolaAvisa прежде, чем предпринимать какие-либо действия? Пожалуй, придется дотерпеть до утра, а потом ехать на лодочную станцию к открытию. Когда я просматривал в очередной раз сводку погоды — буря давно затихла, — в ящик вдруг свалилось еще одно письмо от Хакера.

ЧАСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

Скиталец, спешу, могу не успеть, поэтому сначала главное — то, что разослал френдам SolaAvisa, но ответа ни от кого нет — похоже, меня блокировали и поменяли все точки выхода в сеть — мне некогда с этим разбираться. Если есть возможность связаться с Solом — сообщи, что Блэйк знает всё. Прежде всего, местонахождение баз, складов, основного лагеря, напрямую отслеживает мониторинг группы; по его планам, до конца недели астраханская школа должна прекратить свое существование. Склады заминированы и будут взорваны. На месте сбора в Казахстане — засада. Практически больше ничего не знаю. Блэйк подозревает меня, следит за мной — я перестал быть доверенным лицом. Прошу прощения у тебя и всех за то, что пытался служить двум господам — истинно: в двух лодках не уплывешь. Письмо прочитаешь — уничтожь. Прощай, Скиталец, удачи вам всем, больше не встретимся, для меня все кончено.

Хакер.

Я сначала не понял. Я перечитал письмо еще раз. И опять не понял. Когда прочитал в третий раз, я подумал, как же мне предупредить Одинокую Птицу об опасности, о том, что склад заминирован — ведь моим грозит смертельная опасность. В мозгу встала заслонка, она не давала мне понять то, что было, собственно, уже ясно: сообщать обо всем этом больше некому. Нет больше SolaAvisa, нет Дашки, нет Длинноухого и Цыпленка тоже нет. Я понимал все это, но все во мне восставало против этой мысли и я цеплялся за каждую соломинку, которую подкидывало мне сознание. Мне надо было что-то делать.

Я схватился за клавиатуру и набросал быстрый нервный ответ:

— Хакер, как связаться с Soloм? Я знаю, где он! Срочно надо поговорить с ним! Я понятия не имею — как это сделать! У тебя есть его телефон? СМС могу послать — дай координаты, адреса! — я перечитал свою записку, не выдал ли где местонахождение своих, нет, все в порядке. Я отослал письмо и стал ждать ответа. Прошло полчаса, Хакер больше ничего не написал.

Я по-прежнему не позволял себе думать о том, что Дашка, дети и Одинокая Птица могли погибнуть. Несколько раз меня изнутри толкнула мысль, что надо бы посмотреть новости. Даже тянулся, чтобы включить новостной телевизионный канал Мэйла.