Щенок заскулил у него на руках, и он сунул его за пазуху.
— Мировой он парень, — продолжал Мак. — Конечно, если сумеешь расположить его к себе.
И они поспешили к тому месту, где их ждал фордик.
— Только не забывайте, что все это мы делаем для Дока, — прибавил немного погодя Мак. — Судя по тому, как идет дело, Док, пожалуй, родился в рубашке.
В общем, март был ужасный, а тут еще в середине месяца вспыхнула эпидемия инфлуэнцы, мгновенно охватившая весь город. Заболели миссис Талбот с дочерью, владевшие гостиницей «Сан Карлос». Слег Том Уорк, слегли Бенджамин Пибоди с женой. Слегла ее превосходительство Мария Антониа Филд, подхватило инфекцию все семейство Гроссов.
Врачи Монтерея — а их было вполне достаточно для лечения заурядных болезней, несчастных случаев и нервных расстройств — с ног сбились. Им не хватало времени на пациентов, которые, если и не платили по счетам, то хотя бы имели деньги, чтобы заплатить. Консервный Ряд, населенный более крепкой породой людей, дольше других не поддавался эпидемии, но в конце концов не устоял и он. Закрылись школы. Не было дома, где бы на постели не метался в жару больной ребенок, а зачастую вместе с детьми болели и взрослые. Болезнь была не смертельная, как в 1917 году, но детям давала осложнение на уши. Врачей и сестер не хватало; дело было еще и в том, что в Консервном Ряду жили бедняки, которым нечем было платить.
Док из Западной биологической не имел права лечить. Не его вина, что все население Консервного Ряда обращалось к нему за помощью. Не успел он оглянуться, как уже бегал из одной лачуги в другую, меряя температуру, давая лекарства, доставая для больных одеяла и даже разнося еду в те дома, где матери с постелей глядели на него воспаленными глазами, благодарили, видели в нем единственного спасителя. Когда случай оказывался особенно тяжелым, он звонил местным врачам и кто-нибудь приходил, если положение становилось угрожающим. Но почти все считали свое положение угрожающим. Док сутками не спал. Ел только консервы из сардин, запивая пивом. У Ли Чонга, куда он зашел купить пива, Док встретил Дору, пришедшую за щипчиками для ногтей.
— Вы что-то осунулись, — сказала Дора.
— Осунешься, — ответил Док, — неделю почти совсем не сплю.
— Знаю, — сказала Дора. — Плохо дело. И у меня, как на грех, трудное время.
— К счастью, нет смертей, — сказал Док. — Но дети по большей части очень тяжело болеют. У малышей Рэнселов осложнение на уши.
— Я могла бы чем-нибудь помочь? — спросила Дора.
— Конечно, — ответил Док. — Люди совсем пали духом. Вот хотя бы Рэнселы. Живут в таком страхе, боятся остаться одни. Было бы хорошо, если бы вы или кто-то из ваших девочек просто посидел с ними.
У Доры был очень мягкий характер, мягкий как мышиное брюшко, но если надо, она становилась твердой как гранит. Вернувшись в «Медвежий стяг», Дора развила бурную деятельность. Эпидемия случилась очень некстати, но остаться в стороне она не могла. Помогать так помогать. Повар-грек варил крепкий бульон — и пятигаллонный котел всегда был полон. Девочки старались не срывать работы и ходили посидеть с больными посменно, захватив с собой кастрюльку с бульоном. Дока разрывали на части. Дора спрашивала у него, кому еще помочь, и посылала девочек, куда он скажет. И все это время в «Медвежьем стяге» кипела своя работа. Музыкальный автомат играл не смолкая. Солдаты, рыбаки с сейнеров выстаивали очередь. Девочки, отработав, брали кастрюльку с супом и спешили к Рэнселам, к Мак-Карти, к Ферри. Они ускользали через черный ход и, сидя у постели спящего ребенка, иногда сами забывались сном прямо на стуле. На работе они перестали прибегать к косметике, не было надобности. |