- Не злись, Констанция, через все это надо пройти.
- Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, меня все время захлестывает злоба.
- Да не стоит ни на кого злиться.
- А я и не злюсь ни на кого, кроме себя.
- Тем более, не надо злиться на себя, будь терпеливой и спокойной, кроткой и безропотной.
- Король, тебе не кажется, что ты начал говорить, как священник?
- Что ж, может быть, это не худшая роль.
Да нет, король, тебе эта роль совершенно не подходит.
- Беда меняет человека, Констанция, только в горе он выглядит естественным, таким, каким сотворил его Господь. А все остальное время он ведет себя неискренне, он лжет, насмехается над другими,кичится, бахвалится... И только когда ему плохо, когда его скручивает беда, он становится тем, чем есть на самом деле.
- Если тебе верить, Витторио, то я, наверное, все время такая же мерзкая, как и сейчас. Ведь все время я в беде и веду себя, исходя из твоей теории, естественно.
- Нет, дорогая, к тебе это не относится, а ведешь ты себя вполне достойно и не известно, как бы на твоем месте вел себя кто-нибудь иной.
- А кого ты имеешь в виду, Витторио, свою жену?
- Нет, я не могу представить королеву на твоем месте.
- А себя?
- Себя тоже.
- А на своем месте ты можешь кого-нибудь представить? - шептала из-под маски Констанция.
- Хотелось бы представить, - мечтательно произносил король Витторио.
- Кого же? - настойчиво интересовалась Констанция. - Уж не меня ли?
- Тебя, кротко отвечал король.
- Нет уж, дорогой, я бы никогда не стала за тобой ухаживать, поверь, я не лгу.
- Это просто говорит гордыня, которую ты никак не можешь смирить.
- Это я не могу смирить гордыню? А не я ли пришла к тебе сама, помнишь ту ночь? Помнишь, как хлестал дождь?
- Да, это была лучшая ночь в моей жизни.
- А по-моему, это была ужасная ночь. И больше со мной не разговаривай, я прошу, не береди мои раны.
- Хорошо, хорошо, - шептал король, отходя к окну и принимаясь готовить снадобья, перетирать какие-то травы, коренья, всыпать и смешивать сухие порошки.
А Констанция, закрыв глаза, вспоминала горный ручей, вспоминала водопад. Ей грезилась прозрачная ледяная вода, в которой стоят форели, едва заметно шевеля плавниками. Ей нестерпимо хотелось вновь попасть туда, к тому горному ручью, к водопаду, сунуть горячие ноги в ледяные струи воды, ощутить на своем теле мириады обжигающих чистых брызг. Ей казалось, что только воды того ручья могут смыть с нее всю заразу, струпья и гной.Только там она бы могла как в сказке превратиться в прежнюю Констанцию, веселую, беззаботную, здоровую и мечтающую о большой любви.
"Я лежала бы на теплом прогретом камне, опустив руки в воду, смотрела бы, как извиваются водоросли, как стремительно бросается в сторону форель, увидев стрекозу на поверхности воды. И мне былобы хорошо. Зачем я выросла? Почему не погибла тогда, в ту страшную ночь, когда Реньяры штурмовали дом Филиппа? Почему я осталась жива? Неужели для того, чтобы вот так страдать и мучиться? Ведь я не люблю короля Витторио, не люблю и не могу переступить через что-то очень большое. Я не могу любить его всем сердцем и душой, хотя мое тело и жаждет его". |