– Очень хорошо. Миз Галлахер, вы хотите остаться в живых?

Лана ухмыльнулась уголком рта, побарабанила пальцами левой руки по столешнице, и поглядела на собеседника так, что даже самый опытный физиономист затруднился бы определить – сверху вниз она смотрит или снизу вверх:

– А что, есть шансы?

Судя по тому, как прищурился её собеседник, постановка вопроса ему понравилась.

– Шансы есть всегда, вопрос в том…

– … стоит ли на них играть? – закончила за него Лана.

– И это тоже, – кивнул мужчина.

Уставная стрижка Легиона отчаянно ему не шла, и дело заключалось даже не в заметных залысинах на высоком лбу. Просто она плохо сидела, словно куртка с чужого плеча, раздражающая самой необходимостью её носить. Разучился? Отвык? Никогда не нравилась?

Взгляд глубоко посаженных серых глаз был неподвижен, как у змеи. Да и улыбка, кривящая тонкие, почти бесцветные губы, выглядела именно змеиной. Красавчик, что уж там. Кстати да, именно красавчик. При других обстоятельствах Лана вполне могла бы обратить на него внимание без всякой «производственной» необходимости.

– Как я понимаю, просто встать и выйти за ворота этого вашего богоугодного и душеспасительного заведения – не вариант?

– Сожалею, но нет, – ни хрена он не сожалел, если только третий лейтенант Дитц хоть что-то понимала в людях вообще и мужчинах в частности. Не сожалел и не собирался. – Кстати, почему мне кажется, что «Шекспир» – не первая военная база, на которой вы оказались?

– Потому, вероятно, что так и есть. Правда, Легион… ну да чего только в жизни не бывает. Так мы говорили о вариантах?

– Ну, – «майор» явно забавлялся, – в принципе, вы можете остаться работать прямо здесь. В качестве вольнонаёмного сотрудника.

– Это в борделе, что ли? – скептически усмехнулась Лана.

Один из сержантов, подавших кресло местному владыке всего сущего, шёпотом (или ему так казалось) вякнул что-то о хорошей карьере. Выдвигать на позиции тяжёлую артиллерию было рановато, позволять считать себя мебелью – неосмотрительно. Поэтому Лана просто слегка довернулась в сторону болтуна, одновременно позволяя четкам соскользнуть с запястья в ладонь. Взмах, свист рассекаемого воздуха, удар… на поддерживающем галерею столбе, рядом с носом придурка, возник отчетливый скол, оставленный вернувшимся в ладонь крестом.

А потом мрина улыбнулась. Широкой открытой улыбкой, которую в последние несколько лет редко себе позволяла. Потому, в частности, что ещё в бытность курсантом тренировочного лагеря Планетарно-десантного Дивизиона, в порыве непонятно чего (да тщеславия, тщеславия, хоть себе-то не ври!) заменила часть зубов. Конкретно – клыки.

О, ничего особенного! Именно так (в соответствии с экспертным заключением) и должен был выглядеть её прикус, если бы Зов пришёл в сроки, предусмотренные природой, то есть – одновременно со сменой первого молочного зуба. Он, зараза такая, нарисовался, когда хозяйке челюстей было по земным меркам восемнадцать лет. И, разумеется, зубы давно сменились, оставшись вулговскими. Человеческими, проще говоря. Вот это-то Лана Дитц и поправила. Обзаведясь улыбкой, которая заставляла собеседника слегка притормозить, оценивая свои шансы. Что сейчас и требовалось.

Майор Крейг снова поймал себя на том, что происходящее ему нравится. На то, как, подбирая брюхо, подтянулся – почти попятился! – Дуглас, стоило посмотреть даже просто ради чисто эстетического удовольствия. И девица была хороша, по-настоящему хороша. Этот разворот корпуса! Этот почти неуловимый момент, когда удар уже неизбежен, но ещё не состоялся!

М-да, но дальше-то что? Несколько секунд спустя он узнал ответ.