Изумительная женщина. Практически, идеал. Жаль.
– Катрина, – поинтересовался Крейг, доливая вина в кружки, – а как вы ухитрись распределить по уровню подготовки и застроить эту стаю обормотов, даже не глядя на результаты последних тестов?
Курсант-сержант ухмыльнулась.
– Тесты? А утренняя зарядка чем вам не тест? Сэр, ваше тело либо что-то может, либо нет. И если оно не может – глупо требовать от него чего-то сверх того, на что оно способно. Полтора месяца интенсивных тренировок дают результат – но строго определённый предыдущей выучкой. И, скажем, вот так…
Катрина Галлахер исчезла из кресла, в котором только что сидела, развалившись, и оказалась посреди комнаты. Опустилась на правое колено, скрутилась в довольно странную загогулину, заведя левую ногу снаружи за колено правой, перенеся вес назад и припав к бёдрам всем корпусом. Раскинула руки по полу ладонями вверх, положила левую щёку на левое же колено и бросила кокетливый взгляд из-под полуопущенных ресниц. Не хватало только глубокого, окружённого кружевами декольте, и озерца пышных юбок, подразумеваемых всей позой. Чётки, возможно, тоже пришлись бы кстати, но их прибрал к рукам Майк Шонесси. В качестве сувенира.
– Вот так не сможет ни один из них.
– Согласен, – пробормотал Крейг, с изрядной долей обалдения наблюдая, как плавно, без единого резкого (и просто лишнего!) движения рыжая кошка перетекает в вертикальное положение и возвращается в покинутое кресло. – Что это было?
– Принято считать, что этот реверанс придумал великий русский хореограф Михаил Фокин для великой русской балерины Анны Павловой. Не знаю, так ли это. Прошло полтысячелетия…
– А уличная налётчица изрядно пообтесалась, – насмешливо улыбнулся хозяин апартаментов.
– Пришлось, – хладнокровно кивнула Катрина. – Хороший шанхайский консультант должен быть вхож в любое общество и готов поддержать разговор на любую тему. Пусть лишь несколько минут, но… уверена, вы понимаете, сэр.
– Да уж. Выстрелить в упор, воткнуть нож либо иглу или свернуть шею недолго. Но чтобы просто дойти до объекта…
– Именно!
Глаза «монашки» смеялись, но лицо оставалось абсолютно серьезным.
– Н-да. И способность – не важно, чья! – добраться до объекта приводит нас к текущей проблеме.
– Сэр?
– Я совершенно не представляю, где устроить вас на ночь. Вчера вы остались в лазарете, а что делать сегодня? Как бы выносливы вы ни были, если отправить вас ночевать в казарму, вы рискуете не встать утром – если вообще до него доживёте. Я мог бы предложить вам своё гостеприимство, но, увы, в моих апартаментах только одна кровать…
– А что…
Яркие розовые губы крупного рта изогнулись в двусмысленной усмешке, крепкие пальцы с коротко остриженными ногтями расстегнули верхнюю пуговицу форменной рубашки.
– Легион настолько скуп и мелочен…
Вторая пуговица.
– Что на вашей кровати…
Третья.
– Не поместятся двое?
– Трина, – почти беззвучно произнёс Жан Боден, глядя на озёрную гладь и не шевеля губами, – а зачем тебе понадобилось с ним спать? Струсила ночевать в казарме, что ли? Так никто бы не рыпнулся, отвечаю!
Полулежащая на берегу Катрина Галлахер задумчиво перекатила соломинку из левого угла рта в правый, и так же тихо поинтересовалась:
– Джонни, ты дурак?
Боден не удивился и не обиделся.
– Ну, раз ты спрашиваешь – наверное, да.
– Молодец, – пробормотала она, перекатывая соломинку из правого угла рта в левый. |