– Проклятие! – взорвался Горовиц. – Ну почему из-за политической колготни я должен терять такую умницу?!

– Вы никогда не потеряете меня, сэр, – тихо, очень серьёзно отозвалась Лана, снова возвращаясь к «вы». – Легион никогда меня не потеряет. Так слушания?..

– Через пять недель. Этим мразям как раз хватило бы времени организовать кучу дерьма и вывалить её на Легион. После чего ни о каких слушаниях и речи не было бы. Ты даже не представляешь, что ты развалила и что, напротив, не позволила развалить.

– Представляю. Я труп, сэр, но я не дура.

– Что я могу? – негромко спросил полковник Горовиц.

Что-то в его голосе казалось Лане странным, но сил разбираться не было.

– Мне надо добраться до отца Пола, каноника собора Святого Варнавы в Ноттингеме. Раз я теперь сама по себе, надо подготовить базу для жизни без тыла. Если она у меня будет. Жизнь.

– Ты все понимаешь, – проговорил полковник, глядя немного в сторону.

Лана была готова поклясться, что не неловкость от создавшейся ситуации заставляет его отводить глаза. И, уж точно, не чувство вины. Шеф разведки Легиона смотрел на кого-то или, как минимум, на что-то, словно вопрос задавал. Откуда-то вдруг пришло понимание, что ни в коем случае нельзя дать понять, что она заметила этот безмолвный обмен мнениями.

– Понимаю.

– Карьеры не жалко?

– Это не первая моя карьера, сэр. Если выживу – и не последняя. Гражданство дадите? Потом, когда всё утихнет?

– Обязательно, – кивнул полковник. Совещание, о котором ей не полагалось знать, похоже, закончилось, и Дедуля явно был доволен результатом. – Но гражданство потом, а сейчас я обеспечу тебе транспорт и сопровождение до этого твоего каноника. Ты взяла барьер, девочка. С запасом. Говоришь, Легион не потеряет тебя? Ты тоже не потеряешь Легион. Никогда. Потому что ты наша, лейтенант Дитц, а Легион своих не бросает.

Горовиц вдруг улыбнулся, широко и открыто, как редко улыбался кому-либо.

– Да, ты не ослышалась. Лейтенант. Все остаётся при тебе, и выслуга, и чин. И только от тебя зависит, дослужишься ли до генерала. В общем, зови Дюпре, сейчас всё будет. Смотаешься до этого своего каноника, не переживай. А после – лечиться, сразу! Сдохнуть не смей и думать. Ты мне нужна. Потому что комиссию создадут, и свидетель ой как понадобится. Мы, конечно, постараемся придержать разбирательство хоть немного, но… Понятное дело, официально мы тебя не просто вышвырнем, а уже вышвырнули, сразу после Джокасты. По причине психической неустойчивости. Ничего-ничего, не морщись, надо продержаться только до смены статуса планеты. А потом, сразу же – добро пожаловать домой!

Впоследствии Лана никак не могла восстановить в памяти последовательность событий ближайшего получаса. Она помнила приветственные вопли бывших сослуживцев – когда, поддерживаемая Дерринджером, почти выползла из покоев аббата на залитую вечерним солнцем площадь. Она помнила, как пыталась сформулировать для Эрни предложения относительно дальнейшей судьбы девиц из борделя.

А вот когда сквозь толпу протолкался Аль Силва в сопровождении хмурой Греты, рычащей в ответ на любую обращенную к ней реплику? До того, как ей сказали, что всех девиц и хозяйку заведения попросту перерезали? Или после?

Она помнила, как под её взглядом сделал попытку попятиться Стэнли Эккер. Но успела или нет Грета к этому моменту обнять Кима, оказавшегося давним её знакомцем и как бы даже не бывшим любовником?

Перелёт до Ноттингема в лёгком челноке, на котором капитан Силва прибыл на планету, она не запомнила вообще.