Имам этой новой мечети не только читал Коран по-арабски, но и проповедовал на этом языке. Назим, несмотря на то, что родился в Нью-Джерси, тоже превосходно читал и писал на языке Пророка. Ведь его семья приехала из Египта.

Слушая гипнотическое бормотание имама, Назим потихоньку начал видеть свет. Он сошел с того пути. по которому его вела жизнь. Оценки у него были хорошие, и он мог бы поступить в колледж и учиться на инженера, но Харуф нашел ему лучшее занятие в бухгалтерской компании под руководством правоверного человека.

Его родителям всё это очень не нравилось. Например, они никак не могли понять, почему сын взял привычку молиться, заперевшись в ванной. Но в конце концов, как ни огорчали родителей подобные перемены, до поры до времени они их всё же терпели. Но потом произошла эта история с Ханной.

С каждым днем молодой человек выказывал всё большую нетерпимость. И вот однажды его сестра Ханна, старше его на два года, вернулась домой после дружеской вечеринки около двух часов ночи и в легком подпитии. Назим даже не ложился спать, дожидаясь ее возвращения и, едва сестра переступила порог, принялся осыпать ее упреками и оскорблениями, расписав в особо ярких красках ее манеру одеваться и то, что она вернулась навеселе. Ханна в долгу не осталась, и дело окончилось скандалом. Когда же между ними встал отец, Назим ткнул его пальцем в грудь.

- Ты просто слабак, - заявил он отцу. - Ты не в состоянии справиться даже со своими женщинами. Ты позволяешь своей дочери работать, позволяешь ей шляться где ни попадя, да еще и с открытым лицом. Ты забыл о том, что ее долг - смиренно сидеть дома и дожидаться, когда для нее найдут мужа.

Ханна начала возражать, и тогда Назим ее ударил. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения отца.

- Возможно, я и слабее тебя, но я пока еще хозяин этого дома. Уходи. Я не желаю тебя знать. Убирайся!

Назиму ничего не оставалось, как отправиться в дом Харуфа. В ту ночь он немного поплакал, но слезы быстро высохли. Теперь он обрел новую семью. И в этой новой семье Харуф стал для него и отцом, и старшим братом. Назим восхищался им, потому что Харуф был настоящим джихадистом. Было ему тридцать девять лет, он прошел суровую воинскую школу в лагерях Афганистана и Пакистана и свои знания передавал лишь горстке избранных молодых людей, которым, как и Назиму, остро не хватало уважения и признания окружающих. В школе и колледже, да и просто на улице люди относились к нему с подозрением; причиной тому было его арабское происхождение, о чем недвусмысленно заявляли оливковая кожа и орлиный нос. Харуф объяснил, что люди сторонятся его потому, что боятся. Христиане знают, что приверженцев ислама гораздо больше и они намного сильнее. Назиму это понравилось. Именно в эту минуту в нем впервые проснулось чувство собственного достоинства.

Харуф поднял боковое стекло рядом с водительским сиденьем.

- Мы сделаем это за шесть минут, - заверил он.

Назим с опаской посмотрел на него, и Харуф заподозрил что-то неладное.

- Что с тобой случилось, Назим?

- Ничего.

- Всегда есть что-то. Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать.

- Ничего не случилось.

- Может быть, это страх? Ты боишься?

- Нет. Я же воин Аллаха.

- Воины Аллаха тоже могут бояться, Назим.

- Может быть, но только не я.

- Ты боишься стрелять?

- Нет!

- Давай, ты же тренировался на скотобойне моего кузена. Сорок часов. Наверное, больше тысячи коров изрешетил.

Харуф был еще и инструктором Назима по стрельбе. Одно из упражнений, самое важное, заключалось в стрельбе по скоту, иногда живому, иногда мертвому, чтобы Назим привык обращаться с оружием и к тому, как пуля входит в плоть.

- Я отлично натренирован и не боюсь стрелять по людям. В смысле, они же вообще на самом деле не люди и всё такое.