Изменить размер шрифта - +
Свет ползет медленно, видим то, что было там сотни миллионов лет тому… А ты как считаешь, сбегаются или разбегаются?

Она отрезала:

– Для меня Израиль и есть вселенная. И не пытайся даже, понял?

– Чего не пытаться?

– Всего, – пояснила она. – Как до этой осторожной сволочи добраться?.. Даже к окнам никогда не подходит!

– А то бы с крыши напротив?

– А что лыбишься? У меня медаль за стрельбу!

Я ухмыльнулся.

– Это было в школьных соревнованиях.

– В университетских, – сказала она зло. – Всемирная студенческая олимпиада!

– Второе место, – напомнил я нагло. – А первое получила бурятка из Улан-Удэ.

Она огрызнулась:

– У вас вся армия на бурятах. Я тоже читаю американскую прессу!

– В европейской пишут то же самое, – заверил я. – Посмели бы писать иначе, чем велит дядя Сэм! В общем, янки раскрыли секрет нашей непобедимости. Может, и вам подумать насчет бурятской дивизии? Провести им массовое обрезание, надеть под шлемы кипы, отрастить пейсы, всего-то делов!.. А что Тору не знают, так кто у вас ее знает?

– Подумаем, – буркнула она.

– Кто бы сомневался!

– А теперь, стратег, признаешься в бессилии решать тактические вопросы?

– Просто не снисхожу со своих высот, – пояснил я скромно.

– Ну снизойди!

– Чего ради?.. Я мир готовлюсь спасать. Надо копить энергию. Вот сейчас полежу, потом поем…

– Я тебе поем, я тебе поем!.. Ты сегодня уже ел!

Хорошее время наступило, подумалось мне само по себе. Каждая женщина, с которой даже просто вступаешь в разговор, ведет себя как жена, что естественно в открытом демократическом обществе.

Такое было бы немыслимо в диком прошлом, где существовали ревность и права на женщину, а сейчас эти анахронизмы остались только в исламском мире.

Человечество превращается в одну семью, хотелось бы добавить «большую и дружную», но даже в мелких семьях не всегда все дружно, но все-таки семья – другой уровень общения и доверия, так что мир идет в нужном направлении.

– Уже поздно, – сказал я с искренним сожалением, потому что самому жалко треть жизни отдавать на сон, в котором меня не существует, а только что-то ремонтируется в носителе, на котором я в записи. – Пока доедем до Хиггинса, он уже спать ляжет.

Она спросила сердито:

– Ты на что намекаешь?

– Что могу остаться спать у тебя, – сообщил я великодушно. – Я добрый. Можешь и ты рядом… с кроватью. Там хороший коврик, уже посмотрел. Только согнуться придется, но у тебя получится, ты еще не слишком…

– Не слишком чего? – спросила она с подозрением.

– Не слишком толстая, – пояснил я. – Поместишься.

 

 

В какой-то момент в черепе будто зажглась лампочка, моментально осветилась во всех подробностях огромная и красочная картина, где все цветные камешки лежат один к одному без зазора.

– Вот оно что, – сказал я в изумлении, – так ты в самом деле за ядерными зарядами…

Она насторожилась, спросила резко:

– Ты о чем?

– Говорю, – пояснил я, – у тебя специализация даже шире, чем я думал. Ты настолько хорошо владеешь арабским, что я решил, будто тебя забросили сюда задолго до этих ядерных зарядов.

Она посмотрела свысока.

– Хочешь сказать, я такая старая?

– Напрашиваешься на комплимент, – поинтересовался я, – или это еврейская привычка отвечать на вопрос вопросом?

– А у тебя? – спросила она.

Быстрый переход