С сожалением оторвавшись от увлекательных воспоминаний, генеральный наконец милостиво отпустил собеседника и обернулся к вошедшим. При этом лицо его приобрело скучное и унылое выражение. Совсем не хотелось генеральному заниматься делами насущными, но…

— А вот наконец и вы! — кисловато констатировал он при их появлении, хотя Меркулов с Турецким минут пять, безучастно сидя в креслах, вынуждены были слушать его рассказ. — Давно вас жду. У меня к вам весьма срочное и ответственное задание, Александр Борисович.

Турецкий старался по возможности не дышать в сторону генерального. Хотя, вероятно, делал это зря: даже не очень тренированный его нюх, к тому же подпорченный дневной выпивкой, скоро различил коньячный душок, витавший над столом хозяина кабинета. Костя, тот сразу это учуял и помрачнел.

— Полагаю, Александр Борисович, вы не откажете, — странно игриво вдруг продолжил генеральный, — в личной просьбе… э-э, своему шефу и покровителю Константину Дмитриевичу?

Саша увидел, как окаменели скулы Кости, и понял, что тут затевается неладное.

— С сожалением вынужден вас перебить, Анатолий Иванович, — стараясь быть учтивым, заметил Турецкий, — но Константин Дмитриевич уведомил меня, что есть приказ: мой отпуск отменить и взяться за новое дело. О какой же личной просьбе, собственно, идет речь?

Генеральный повернулся всем телом к Меркулову, и от ласковых интонаций в его голосе на осталось и следа.

— Зачем же так, Константин Дмитриевич? Я ведь достаточно ясно дал вам поручение и сообщил, откуда оно исходит. К тому же мы с вами четко договорились ничего не скрывать от следователя… э-э, старшего следователя.

— Я помню о вашем поручении, — сухо парировал Костя, — но посчитал, что будет лучше, да и для общей атмосферы дела полезнее, если вы расскажете сами. Позволю себе напомнить вам, что мы ломаем личные планы Александру Борисовичу, только что успешно завершившему срочное расследование. Ему был обещан отпуск, и мною лично подписано заявление. Кажется, даже билеты куплены…

— А куда, если не секрет? — более равнодушно, чем следовало бы, лениво поинтересовался генеральный, переводя взгляд с Меркулова на Сашу и обратно и полагая, возможно, что этого вполне достаточно для проявления заинтересованности в личных делах своих подчиненных.

— К другу. В Мюнхен.

— О-о! — будто проснулся генеральный, явно осведомленный лишь о наиболее массовой продукции Баварии. И точно: — Попьете в охотку отменного баварского пивка! Во делают мужики! — он показал большой палец. — Вообще-то те банки, что у нас продают во всех этих коммерческих киосках и магазинах, ни в какое сравнение, скажу я вам, не идут с настоящим баварским, которое они в своих погребках подают прямо из бочек… Да, ребята, это нечто!.. — Генеральный был настолько захвачен собственными впечатлениями, что, похоже, забыл, зачем мы здесь сидим. Он бы действительно говорил долго, но вдруг заметил скучающий взгляд Меркулова и, недовольно поморщившись, выдал заключительную сентенцию: — Я всегда считал, что ездить за рубеж нам следует при первой же возможности. Набираться, понимаешь… — «Ого, — восхитился Турецкий, — да мы, кажется, начинаем копировать Самого?.