— Доложить о потерях.

— Личный состав без потерь.

Тарантино смягчает тон:

— С боевым крещением, Кит. Следующий раз жду доклада о потерях противника.

Мы быстро привыкаем к опасности. Уже во втором бою всплеск адреналина забивает мистический страх, расчет действует слаженно. Бьем по квадрату и бегом на новую позицию с тяжеленным минометом в налипших от чернозема ботинках — пока ответка не прилетела. Оттуда насыпаем новые мины — и снова-здорово.

Правда Вепрь недоволен. Рубеж он взял, но в группе штурма двое раненых, по-нашему «трехсотых».

— Кит, вы не минометчики, а ландшафтные дизайнеры! Не научитесь точно в окопы накидывать, на штурм вперед моих пойдете. Понял?

Его вечное «понял» сначала бесило, потом стало родным, будто слышал его с детства.

— Вепрь, нам бы квадрик для корректировки.

— Вы же криворукие.

— И оператора в придачу. Без «птички» в окоп не накидаем.

Вепрь задумывается:

— У луганских коптеры видел. Спрошу, понял?

Мы воюем в составе союзных сил. Если «группа Вагнера» — это наконечник стрелы, то лук и стрелы — бригады Российской армии и батальоны теробороны ЛНР. В армейских бригадах большие и мощные беспилотники ими управляют специально подготовленные бойцы. Для штурмового взвода и минометного расчета достаточно китайского бытового дрона небольшого радиуса действия. Даже такие дроны в умелых руках обеспечивает гаубицам и танкам снайперскую точность.

Вепрь выполняет обещание. В наш расчет луганский батальон отряжает оператора беспилотника с китайским квадрокоптером. Парня зовут Руслан, к нему сразу приклеивается позывной Русик. Квадрокоптер у Русика собственный, из дома прихватил. Там был игрушкой, а здесь — боевая единица.

Я обучаю его командам, и Русик корректирует огонь. Первые мины пристрелочные.

Слышу голос Русика в рации:

— По первому разрыву меньше шестьдесят, левее ноль десять.

Оператор дрона находится отдельно от расчета и меняет свое местоположение. Как только он включает радиосвязь с дроном, становится видимым системам радиоэлектронной борьбы противника. По нему могут нанести прицельный удар.

— По второму дальше двадцать, левее ноль-ноль две.

— Корректуру принял, — отвечаю я.

Чех быстро наводит. Урал подбегает с миной.

— Выстрел! — кричит Шмель.

Мы зажимаем уши и открываем рты. Горячий хлопок и удаляющийся свист. Томительные секунды ожидания, и радостный вопль Русика в рацию:

— Ой, молодцы! Точно! Четверых положили!

Днестр крестится, а остальные прыгают от радости, как дети, забившие гол в решающей игре. Убийство противника сродни постыдному удовольствию, которое хранишь в себе.

Даже Вепрь одобрительно бурчит в рацию:

— Есть порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.

У его штурмов теперь больше шансов на успешную атаку.

Эффектные попадания Русик записывает на видео. Просмотр заряжает всех оптимизмом — Победа будет за нами.

Радость после удачного боя лишь малая часть войны. По большей части война — это пот и грязь.

Наш миномет с опорной плитой весит двести восемьдесят кило, плюс боекомплект. Дружно навалившись, мы вытаскиваем «буханку» из черноземной грязи.

Чех вытирает пот и оценивает колею:

— Сюда бы Лупика на золотом «шевроле».

Шмель передразнивает гонор Макса:

— Четыреста лошадок, шесть секунд до сотни, полный улет!

Мы ржем. На фронте совсем другие ценности. Не красивый автомобиль или показная роскошь, не модные гаджеты или теплые моря, а то, что ты сыт, не замерз и живой.