Ксения продолжала что-то с жаром говорить. Я очнулся. И понял: она говорит о Баварине.

— …он такой несчастный, одинокий…

— Несчастный? — с досадой повторил я. — Да Баварин входит в десятку самых известных людей России!

— Не в этом же дело!

— А в чем?!

— Понимаешь, мне его жалко. Я вижу, как он страдает. Я боюсь, что он может сгореть в огне своих страданий. И сама, как бабочка, лечу на этот огонь…

Ксения была без лифчика, и под тонкой тканью блузки четко вырисовывались формы ее сосков. Я на мгновение представил, как «страдающий» Баварин лапает ее грудь, и меня прямо-таки обожгла горячая ненависть. Я готов был убить старого развратника.

— Он же старик! — завелся я. — Зачем ты с ним общаешься?! Молодая, красивая…

Ксения тоже завелась.

— А может, я геронтофилка, — с вызовом бросила она. — Может, меня к старикам тянет.

Я чуть было не влепил ей пощечину.

— Дура ты, а не геронтофилка!

— Сам ты дурак!

Вот так объяснение в любви!

— Прости меня, — опомнился я. — Прости, пожалуйста.

Ксения молча швырнула в воду недокуренную сигарету.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простила?

— Ничего! — Она снова лихорадочно закурила.

— Ну хочешь, я на колени встану?

И я встал перед ней на колени.

— Не надо, Саша. Поднимись… Я же не виновата, что все так получилось.

— А кто виноват?

— Никто не виноват.

Я начал жадно целовать ее пальцы.

— Ксюша, я люблю тебя, люблю…

Но ее сердце и мысли были заняты другим.

— Ты пойми, Евгению Петровичу сейчас, как никогда, нужен человек, который бы его утешил, поддержал, дал новые силы для творчества… — говорила она, глядя куда-то сквозь меня. — Ах, да, ты же ничего не знаешь! Баварин страстно любил свою жену, а она ему изменила. Причем низко, подло!

— Как же, слыхали. — Я поднялся с колен и принялся отряхивать джинсы. — С негром Джимом.

— Откуда тебе это известно?

— Джим рассказал, — ответил я с горькой усмешкой.

Ксения одарила меня ледяным взглядом.

— При чем тут — с негром или не с негром? Ты думаешь, почему Евгений Петрович приехал сюда? Он, как израненный лев, хочет отлежаться в родном краю, зализать свои раны, успокоиться… — Она бросила в воду вторую сигарету, не докурив и до половины. — А-а, да что я тебе объясняю. Все равно ты ничего не поймешь.

Мимо нас опять проплывала байдарка. Гребцы ритмично поднимали и опускали весла. Я невольно позавидовал им — греби себе, и никаких проблем.

— Ты с ним спала? — спросил я.

— Спала! — с вызовом ответила Ксения.

Прямой вопрос — прямой ответ. Как нож в сердце воткнула.

Я не знал, что еще сказать.

— Значит, ты с ним спала, — повторил я тупо.

— Да, спала, — подтвердила она. — Что тебя еще интересует?

Больше меня ничего не интересовало.

Ксения встала со скамейки и быстро пошла по набережной. Я догнал ее и схватил за руку.

— Ты… ты не можешь так взять и уйти.

— Могу. Я все могу.

— И ты уверена, что поступаешь правильно?

— Да, уверена.

Я отпустил ее руку.

Ксения дошла до лестницы, ведущей с набережной на улицу, поднялась по ступенькам, перебежала дорогу и скрылась за углом ближайшего дома.