|
По глазам нескольких старых рыбаков он понял, что они знали правду, но не хотели ее знать, как не хотел ее знать он сам. Пристань осталась позади; он шел теперь мимо рыбацких хибарок. Из-под облупленной стены на него с яростным лаем кинулась черная собака. Он прогнал ее. Он шел туда, где за деревней вставали густые, буйные зеленые джунгли, где высоко в красноватых кронах деревьев, похожих на кухонные ершики, щебетали птицы и где Фронт– стрит превращалась в песчаную колдобистую тропинку. Он уходил все дальше, углубляясь в чащу под пронзительные, печальные крики птиц. Обогнув заросли колючего кустарника, он увидел впереди церковь.
Церковь была небольшая, приземистая, с высоким шпилем. Здесь заканчивалась Фронт-стрит. За церковью было кладбище, обнесенное оградой из заостренных кольев, а сбоку к ней примыкал курятник. На кладбище давно проникли джунгли, они держали деревянные надгробия цепкими, корявыми зелено-бурыми пальцами. Стены церкви пестрели рисунками и надписями: здесь были рожи, цифры, обведенные кружком, и всевозможные имена – Эрзули, Зок, Легба. Широкие, жирные потеки черной и красной краски спускались к самой земле. Два церковных окна, закрытые кем-то, как видно, совсем недавно, были разбиты. Негр приблизился ко входу, взялся за простой металлический дверной молоток и тихо стукнул в дверь. Тишина. Он приложил ухо к двери, потом снова легонько стукнул по филенке. – Ваше преподобие, это Томас Лэйси! – сказал он через несколько мгновений. Последовала длительная пауза, слышалось лишь пение птиц и шелест листвы под ветерком. Потом загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. В проеме возникло скуластое лицо с козлиной бородкой и большими, как плошки, глазами за стеклами очков в роговой оправе. Показав глазами: входи, его преподобие с заметным французским акцентом пригласил: – Прошу! Томас вошел в помещение с голыми полами и длинными рядами деревянных скамей. В центре был алтарь, а где-то сбоку – хоры. Пахнуло пылью, сыростью и старением; аромат ладана едва пробивался сквозь табачную вонь. Когда священник захлопнул за Томасом дверь, церковь погрузилась в темноту, лишь слабые лучики света проникали через разбитые створки окон, бросая на стены тусклые неясные тени. Его преподобие поставил засов на место и повернулся к посетителю: – Что вам угодно? – Я насчет того, что выплыло из моря, – едва слышно заговорил Томас, но даже его тихий голос эхом отразился от стен церкви и наполнил ее, как дым – коробку. – Насчет того, что сегодня выбросило на рифы Кисс-Боттома. Глаза его преподобия, темные стеклянные шарики, плавающие в желтоватой белизне, сузились. Его длинное, на вид хрупкое тело склонилось к Лэйси: – Что-что? Простите, мне некогда. – Один белый по имени Мур сегодня нырял в тех местах, – продолжал Томас, пытаясь говорить медленно. – Он поднял это на поверхность, он откопал это на дне. Вы говорите, оно, мол, давным– давно сгинуло. Но сейчас, вот сейчас вот, эта пакость на рифе… – Чепуха! – не дрогнув, проговорил по-французски его преподобие. Почти все его лицо пряталось в тени, видны были только шевелящиеся губы. – Корабль! – сказал Томас, и капелька слюны выступила в уголке его рта. – Он поднялся со дна… – Нет, – мягко возразил священник. – Я видел его собственными глазами. Видел, там, на рифах. – Нет, – голос его преподобия по-прежнему оставался мягким, однако в него прокралась властная нотка, и Томас Лэйси со страхом посмотрел священнику в лицо. На некоторое время воцарилось молчание. Потом Томас, вновь обретя дар речи, пробормотал: – Этот корабль долго пролежал под водой. |
