Но Москва — не Ульяновск, и законы здесь другие. В глубине души Валя отлично понимала это, и потому изо всех сил убеждала себя не расстраиваться и не принимать теткину грубость близко к сердцу. Почему, в самом деле, та должна была обрадоваться ее приезду — ведь Валя ей никто, седьмая вода на киселе. Вот когда она узнает ее поближе, когда поймет, что внучатая племянница не дурить в столицу приехала, а делом заниматься, тогда и разговор другой пойдет.

Утешив себя подобным образом, Валя совсем приободрилась, села в поезд и, внимательно изучив схему, поехала прямиком на Юго-Западную.

3

Теткин дом был грязно-серой семнадцатиэтажкой, окруженной чахлым, неухоженным двориком. Прежде чем попасть в подъезд, Вале пришлось пройти через кордон зорких и сердитых старух, с величественным видом восседавших на блеклой, рассохшейся лавчонке.

Бабки наперечет знали всех жильцов, и Валино появление вызвало у них живейший интерес. Как только она миновала лавочку, за ее спиной послышалось зловещее шушуканье, из которого Валя явственно разобрала лишь одну фразу: «Ишь, выставила сиськи, похабница!» В ответ на это девушка лишь презрительно улыбнулась и горделиво выпрямилась, еще больше демонстрируя свою действительно великолепную грудь ни много, ни мало, аккурат третьего размера. Она не собиралась пасовать ни перед кем — ни перед теткой, ни перед ее склочными соседями.

Поднявшись в лифте на седьмой этаж, Валя уверенно надавила на кнопку квартиры номер двадцать шесть. Послышался мелодичный звонок. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появилась высокая, сухопарая женщина лет шестидесяти, с пегими волосами, забранными на затылке в жидкий пучок. Мясистый нос ее украшали круглые очки в роговой оправе, тонкие, поджатые губы были слегка тронуты коричневой помадой.

— Евгения Гавриловна? — полувопросительно-полуутвердительно произнесла Валя.

— Она самая. — Тетка без улыбки посторонилась, пуская Валю в квартиру.

— Огромное вам спасибо, — прочувствованно проговорила та, проходя в небольшую, но вместительную прихожую.

— Это что ж, у тебя из багажа только сумка? — старуха в недоумении покосилась на скудную Валину поклажу. — Мать тебе даже гостинцев не положила?

— Положила, — с готовностью ответила Валя, — поллитровку варенья клубничного и маринованные помидоры. Все тут. — Она с гордостью провела по оттопыренному боку «Адидаса».

— О Господи, — с тяжелым вздохом проговорила тетка, и Валя не поняла, к чему относилась ее реплика — то ли к тому, что ей не понравились Нинины подарки, то ли к чему-то еще, о чем сложно было догадаться так, с ходу.

— Я зайду в комнату? — осторожно спросила она.

— Зайди, зайди, — немного приветливей согласилась Евгения Гавриловна. — Обувку только сними, вон там, под вешалкой, тапочки. Сейчас тебе полотенце дам, для душа.

— Спасибо, — снова повторила Валя, стаскивая кроссовки.

— Пожалуйста. — Тетка повернулась к ней спиной и скрылась в комнате.

Валя надела мягкие, войлочные тапки с белыми, пушистыми помпонами и, тихонько ступая, пошла за ней следом.

Комната оказалась просторной и чистой. Потолок просто сиял белизной, стены были оклеены новенькими обоями в симпатичный голубой цветочек. У одной стены стоял диван, покрытый коричневым, клетчатым пледом, у другой квадратный стол. В углу высился старинный дубовый шкаф — такие в Ульяновске называли «шифоньерами».