Карлотта была чувствительна и сентиментальна, поэтому

у нее слезы навернулись на глаза при виде того, как гроза испанских морей, чье имя вселяло в людей панический ужас, осторожно склонился над колыбелью. — Он самый чудесный и крепкий малыш из всех, которые когда-либо появлялись на свет,

— А по-моему, он довольно страшненький, — поддразнила его Карлотта. И отшатнулась от неожиданно вспыхнувшей в его взгляде ярости.

— Если это была шутка, то чертовски глупая.

Морган нежно потрепал ребенка по щеке.

— Гарри! Мой, сынок.

В это мгновение для него не существовало ничего в целом мире — ни волн, которые мягко шумели рядом с Палисадас, ни нежного запаха духов Карлотты, ни свечки, которую она держала перед ним.

— О, нет, нет! Он такой маленький и легкий, что я боюсь его взять.

— Ну тогда пойдем, победитель испанцев, и смоем с тебя грязь и пыль. Мы вернемся, когда Жозефа придет покормить его.

— Жозефа… она здорова, верно?

— Генри Морган, ты непроходимый тупица, неужели ты думаешь, что я забочусь об этом ребенке меньше тебя? Да? — Ее ногти впились ему в руку, и она пришла в такую ярость, какую ему редко доводилось видеть.

— Нет, конечно нет. Просто если с ним что-то случится, я… я…

— Ничего с ним не случится! Пойдем, и, пока ты отскребаешь с себя грязь, я пошлю Мари разогреть тушеное черепашье мясо. Я его ела на ужин, и оно было выше всех похвал.

В тени аркады в патио Карлотты появился Генри Морган, потирая следы, оставшиеся от гамака, и глубоко вдыхая прохладный воздух. Почти все на Ямайке, где всегда было жутко жарко, переняли у индейцев обычай спать в прохладном, хорошо проветриваемом, сплетенном из травы гамаке, который служил вместо кровати.

Почти сразу же пришел Чарльз Барр. Меньше всего он был похож на того, кем когда-то был, — на выпускника Итонского университета. В грязной дырявой рубашке и полосатых штанах, испещренных пятнами от подливы и вина, он ничем не отличался от других братьев.

— Доброе утро, Гарри, как голова?

— Средне. Я уже выпил рому с лимонным соком. Ты велел Джекмену и Брэдли прийти?

— Да. Но только черт меня побери, если я понимаю Джекмена; это темная лошадка. Ты его давно знаешь, да, Гарри?

— Почти восемнадцать лет, — сказал Морган. — И каждый раз я думаю, что понимаю его меньше, чем тогда, когда впервые встретил его.

Барр, прищурившись, следил за маленькой зеленой ящерицей, которая охотилась за насекомыми на стене дома.

— Странный парень. Он щедр со своей командой, но, Господи, как он стонет и вздыхает, когда ему приходится потратить пенни или полпенни на себя. Он, наверное, очень богат.

Внутри послышались еще голоса. Это говорили Зулейма и Жозефа, кормилица Гарри-младшего.

Вскоре пришел и Энох Джекмен, небрежно одетый, в мешковатой, но удобной льняной рубашке и штанах.

— Ну, Гарри, — заметил Джекмен, — ты выглядишь таким довольным и счастливым, словно сытый и выспавшийся кот. Похоже, наследник процветает, — добавил он, когда из противоположного угла патио донесся отчаянный вопль..

Вопли стихли, и Морган рассмеялся.

— Надеюсь, ему нравится завтрак не меньше, чем мне мой. Ну, Энох, давай разберемся, какие корабли ты собираешься использовать под транспорт. Когда придет Брэдли, нам надо будет заняться боеприпасами.

Джекмен кивнул.

— Он прекрасный солдат. Мне говорили, что он научился артиллерийскому искусству во время войны с варварами-мусульманами.

Низко склонив голову, Барр записал названные Джекменом суда, приблизительный состав команд и составил длинный список необходимых припасов.