— Он показал багрово-красную, блестящую и слегка распухшую ногу.
Армитедж улыбнулся.
— Пить и есть в два раза меньше, и подагра пройдет.
— Как я могу пить и есть меньше? Меня приглашают на все вечера и собрания, и я не могу отказываться, потому что тогда потеряю друзей, которые могут мне понадобиться во время проклятого процесса.
— И ты до сих пор не знаешь, когда состоится суд?
— Мне сказали, что меня выслушает не суд, — уныло сообщил Морган, — а совет лордов Торговой палаты. К сожалению, там у меня полно врагов. А как насчет кашля?
— Единственное лекарство — отдых и солнце. Разве ты не можешь проехаться в Корнуолл или Девон? Ты и вправду болен, Гарри; нельзя допустить, чтобы бронхит стал хроническим.
— Это невозможно, — объяснил Морган. — Я дал слово не покидать Лондон.
Поджав губы, Армитедж извлек из чемоданчика эликсиры, порошки и травы и начал смешивать их в маленькой ступке.
— Гарри, ты был в Бристоле?
— Да. Именно оттуда я отправился, — скривился Морган, — покорять Индию для его королевского величества.
— А ты не помнишь даму по имени Пруэтт?
Морган резко повернул голову.
— Пруэтт? Боже мой, девушка по имени Анни Пруэтт спасла меня от сторонников Кромвеля. Откуда ты ее знаешь? Она в Лондоне?
Армитедж с улыбкой поднял на него глаза.
— Она была дочерью хозяйки таверны, правильно?
— Да, и у миссис Пруэтт оказалось такое крепкое испанское вино, что я славно искупался в нем. А что с Анни?
— Ты, наверное, огорчишься, но Анни и ее муж умерли от холеры в шестьдесят пятом году.
Морган помрачнел.
— Умерли! Анни была славной девочкой, Дэйви. Я любил ее и подарил ей кольцо.
Армитедж порылся в кошельке и вытащил кольцо с печаткой.
— Это?
— Да, клянусь Господом! Разве ты не узнаешь моего геральдического грифона? Откуда у тебя это?
— У Анни и ее мужа был сын, он сейчас в море с флотом принца Руперта, да хранит его Господь, и дочь — она замужем за добропорядочным молодым членом гильдии торговцев мануфактурными товарами по имени Бристед. Не так давно я вправлял ему руку. Миссис Бристед поведала мне, что ты в Лондоне, и заявила, что ее мать часто и с любовью рассказывала о тебе и ценила кольцо больше всего на свете.
Морган тщетно пытался надеть кольцо на палец.
— Похоже, я здорово растолстел, поэтому верни его и передай ей, что я пришлю ей жемчужину, когда прибудет следующий корабль с Ямайки.
Морган проглотил приготовленное Армитеджем снадобье и удрученно заявил:
— А теперь мне нужно одеваться. Его высочество милорд Бэкингем дает прием в честь мусульманского посла, а раз турки ненавидят испанцев, то мне надо быть. Когда ты еще зайдешь?
— Через два дня, — ответил Армитедж с широкой улыбкой. — Будет приятно поболтать о былом, и, Гарри, я все еще хочу поблагодарить тебя за ту долю панамской добычи, которую я не заработал.
— Приходи почаще, прошу тебя, — взмолился Морган. — У меня полно знатных знакомых, но чертовски мало друзей.
Казалось, холодная, сырая зима 1672/73 года тянулась вечно, и королевские финансы пришли в такое состояние, что банкиры и сборщики налогов были вынуждены выпустить извещение о «Приостановке платежей», обещая кредиторам выплаты когда-нибудь в далеком будущем. Кроме того, дела на войне пошли так плохо, что полумиллионное население Лондона тряслось от страха при мысли, что они могут снова услышать грохот голландских пушек в Мидвее. Морган с готовностью предлагал свои услуги, но в ответ на это лорды адмиралтейства постоянно притворялись глухими. |