В эту решительную минуту брат герцога, бывший до тех пор в тылу со служителями, следовавшими за ним в поход, выехал в открытое поле, где все отряды приводили в порядок строй. Под белой мантией епископа был тяжелый панцирь. Но шлем не покрывал его головы, в правой руке его был меч, на левой же руке моталась огромная палица на ремне. За Одо шел весь запасной полк, еще не участвовавший в битве и потому не разделявший того ужаса, который был наведен на другие отряды стойкостью саксонцев.
– Что это значит? – воскликнул гневно Одо при виде расстройства воинов. – Вы задумываетесь? В тот момент, когда колосья скошены и вам предстоит только собирать жатву?.. Как?! Вы робеете, вы, потомки Одина?
Смотрите: я еду рядом с братом, без шлема, но с мечом в руке. Вперед же, ратники, вперед и знайте: что кто отказывается служить Богу и государю – негодяй и предатель!
Эти слова, дышавшие негодованием, а также прибытие свежих сил, приведенных прелатом, подняли упавший дух войска.
Вся армия герцога, колонны которой покрывали обширную равнину, дружно двинулись к окопам. Убедившись, что конница не принесет пользы до тех пор, пока не будут разрушены окопы, Вильгельм выдвинул вперед всю тяжелую пехоту и стрелков и приказал им идти на пролом окопов, входы которых были тщательно забиты.
Когда норманны начали выбираться на косогор, Гарольд обернулся к находившемуся близ него племяннику.
– Где твоя секира? – спросил он.
– Гарольд, – ответил мрачно юноша, – я не взял секиры, потому что желаю быть твоим щитоносцем. Ты должен до конца сражения иметь обе руки свободными для секиры,а щит стеснил бы тебя. Бейся же ты, а я буду закрывать тебя.
– Значит, ты в самом деле любишь меня, сын Свена, а я, признаюсь откровенно, иногда сомневался в этом.
– В таком случае ты был не прав, – возразил Гакон, устремив свой грустный взгляд на дядю. – Ты был не прав, потому что я люблю тебя, люблю себя, как свою жизнь! Вместе с твоей жизнью прекратится и моя: закрывая грудь Гарольда, щит Гакона будет защищать его собственное сердце!
Король с чувством сжал руку этого прекрасного, но уже обреченного роком на смерть, юношу.
– Бедный мальчик! – проговорил задумчиво Гарольд. – Я бы сказал тебе на это, что тебе еще рано умирать, но к чему жизнь, если нам суждено быть побежденными и кто знает, не пожалеют ли многие, что пережили этот печальный день.
Глубокий вздох вырвался из груди Гарольда, но он постарался подавить волнение и кинулся на окопы, над которыми заблестел шлем. Очутиться около врага, сразить его было для короля делом одного мгновения, но шлемы следуют за шлемами, неприятели идут один вслед за другим, как стая голодных волков. Туча метких стрел носится по воздуху и поражает англосаксов. Напрасно последние совершают чудеса храбрости! Напрасны все их усилия! Норманны мужественно подвигаются вперед. Передние ряды падают под секирами саксонцев. Но на место павших, являются новые тысячи, и первый ряд окопов взят. Он пробит натиском и завален трупами.
– Смелее, мои бароны! – раздается голос герцога. |