Он выпал из отверстия в стене на уровне чуть выше человеческого роста, и первым его побуждением было вернуться наверх тем же путем. Но даже если бы он допрыгнул, тело помнило, насколько скользкой была эта проклятая труба и насколько круто шла она вниз после первых нескольких футов. Пожалуй, он мог бы подняться по стенкам, враспорку, когда бы не скользил. Руками и ногами. Щелкая зубами от омерзительного холода, он торопливо разулся, закрепил сапожками огарок, чтобы свет падал куда нужно, и подпрыгнул, пытаясь уцепиться за край. Тщетно. Лед был скользок, как зеркало, ногти чиркнули по его поверхности, отозвавшись острой болью, и он сорвался обратно, босиком в лед и снег, уже не чуя ног, отдышался и торопливо обулся. Попробовал по‑иному, используя свой игрушечный церемониальный кинжальчик, к которому до сих пор относился у оружию, чтобы выцарапать во льду зарубки и по ним добраться до края желоба. Мясо за столом тот резал как нечего делать, однако лед оказался ему не по зубам. После пяти минут яростных усилий на скользкой поверхности осталась едва заметная царапина, за которую невозможно было зацепиться даже ногтями. Зато Рэндалл согрелся и сообразил, что пока у него имеется хоть сколько‑нибудь света, имеет смысл оглядеться и поискать не столь затратный выход.

Место, куда его занесло, было жутким, иначе не скажешь, но, видимо, у человеческой психики есть какие‑то тормоза. Все время, пока он шел, осматриваясь, его мозг отказывался воспринимать увиденное всерьез. Впечатление было такое, будто ему снится один из рядовых, обыденных, привычных страшных снов.

Он предусмотрительно не отходил от стены, опасаясь, что в противном случае может не найти ее снова. Света хватало, чтобы разглядеть, как свод, начинаясь почти над самой его головой, дальше к центру подымается круто ввысь. Сверкающая борода изморози, местами, как зубами, прошитая иглами сталактитов, покрывала изящные ребра нервюров, и благодаря ее покрову конструкция свода выглядела не скелетной, как он привык, а словно обтянутой плотью и шкурой. На лепном карнизе, тянущемся по краю вдоль его пути, громоздились скульптурные чудовища, химеры и горгульи, почти привычные на вид, за тем исключением, что он привык видеть их в храмах во всем их первозданном безобразии. Черными или серыми. Здесь, как и все прочее, демонические создания обзавелись искристой ледяной шерстью, будто прикидывались светлыми ангелами. Это было в какой‑то степени Даже красиво, и жуть пробилась в тот момент, когда до Рэндалла дошло, что он идет вдоль архитектурного фриза, тянущегося, по обыкновению, по самой верхотуре, на головокружительной высоте… в храмах, но разве тут был храм? Кому и когда тут молились?

Дыры, подобные той, откуда он вывалился, встречались ему несколько раз, но ни в одной из них не маячило и проблеска света. Он крикнул несколько раз, но не дождался никакого отклика за исключением роскошного эха. Как бы он ни вглядывался в темноту, не мог заметить никаких признаков окон. Впрочем, согласно всем его расчетам, он находился глубоко под землей.

Путь был тяжелым. Рэндалл постоянно спотыкался о дыбом вставшие плиты. Некоторые были велики настолько, что их приходилось обходить. Это вызывало досаду, поскольку мешало смотреть вверх. Поэтому в конце концов он стал смотреть вниз. И сделал открытие, объяснившее, почему он разгуливает тут почти на одном уровне со служителями ада.

Он шел по льду.

Неизвестно, какой глубины бездна таилась под его ногами, но с тем, что там, внутри, под ледяным панцирем, взламываемым по весне чудовищным давлением талых вод, безмолвно таилась черная вода, спорить не приходилось.