Молча расстегнув топазовую брошь на пледе, молодая женщина спустила его с плеч Дайрмида и стала расстегивать медную пряжку на широком поясе, который удерживал плед на талии. Когда пояс упал на пол, она потянула за край пледа, и тяжелая шерстяная ткань оказалась у нее в руках.

Дайрмид взял плед за края, закинул его, как невод, за спину возлюбленной, притянул к себе, и она оказалась в теплом кольце его объятий. Они замерли, тесно прижавшись друг к другу, а потом он наклонился и поцеловал ее.

Микаэла глубоко вздохнула, опустила голову ему на грудь, и это мгновение поколебало его решимость не спешить, испить чашу любви медленно, но до последней капли. Ему захотелось взять Микаэлу сейчас же, и Дайрмид застонал, изнемогая от желания. Одним движением он стянул с себя мокрую льняную сорочку, прижал Микаэлу к своей обнаженной груди и впился в ее рот. Тихонько охнув, она обвила руками его шею; они целовали друг друга страстно, неистово, словно в последний раз, пока у них обоих не перехватило дыхание. На мгновение отстранившись, Дайрмид сгреб в одну руку ее прохладные, шелковистые волосы, а второй рукой стянул с Микаэлы рубашку.

Когда он ощутил все ее тонкое, теплое тело, новый стон исторгся из его груди. Плед, окутывавший их, словно кокон, упал на пол. Дайрмид поднял Микаэлу на руки, отнес на кровать, и когда он задернул занавеску, они оказались в полнейшей темноте.

Покрывая поцелуями лицо, шею, грудь Микаэлы, Дайрмид вдыхал аромат ее тела и думал, что без этого горьковатого и в то же время непередаваемо сладостного запаха уже не мыслит своей жизни. Он провел языком по ложбинке между ее грудями, наслаждаясь этой сладостью, и Микаэла, задрожав, выгнулась дугой. Тогда он взял в рот ее напрягшийся сосок и стал ласкать языком, пока его руки гладили ее бедра, тонкую талию и плоский живот. «Когда-нибудь в ее лоне затеплится жизнь нашего ребенка, и, может быть, совсем скоро!» – внезапно подумалось ему.

Пораженный этой мыслью, Дайрмид на мгновение замер и вдруг почувствовал, как по его животу вниз скользнули ее тонкие пальцы, неся на своих кончиках благодатное тепло.

– О Дайрмид! – простонала она, и тогда он, скользнув ладонью по ее животу, погрузил пальцы в ее самую сокровенную женскую глубину.

Его губы с неистовой силой впились в ее рот, пальцы сжимали жаркую, набухшую плоть. «О Микаэла, ты мое чудо!» – билось в его мозгу. Разве не чудесно ее тело, изнемогающее от страсти в его объятиях, ее поцелуи, от которых кружится голова? Раньше он и представить не мог, что женщина может дать такое блаженство…

Внезапно Микаэла содрогнулась и застонала, раскрываясь ему навстречу. Он почувствовал, как ее маленькие нежные руки гладят его грудь, спину, живот, обхватывают и сжимают готовое взорваться мужское естество. В ее ласке была любовь и мольба, и Дайрмид понял, что она готова. Он навалился на нее, подмял под себя и, разведя ее бедра, вошел в пышущее жаром, источающее сладостную влагу лоно. Тьма, застилавшая закрытые глаза лэрда, вдруг вспыхнула ярким светом. «Моя, моя навсегда», – застучало у него в висках, и он начал двигаться – сначала медленно и осторожно, потом все более настойчиво, полностью отдавшись стихии страсти.

Темп движений нарастал, пока плоть Дайрмида не взорвалась наслаждением, а его душа не воспарила ввысь, где соединилась наконец с душой Микаэлы.

24

Открыв глаза, Микаэла посмотрела на Дайрмида. Он лежал рядом, по-прежнему обнимая ее, и крепко спал. Она вспомнила все, что произошло с ними этой ночью, улыбнулась и погладила его по широкой груди, заросшей жесткими темными волосками.