Люди, хорошо знавшие Кактуса, замечали, что он любит окружать себя всякой швалью и поганью: Васе льстили их почитание и благодарность, и он возвышался в собственных глазах. Фалалеев покровительствовал Артемьеву — он‑то понимал, что Шмаль, сознавая собственное ничтожество, всегда встанет грудью на защиту хозяина и благодетеля.

Именно потому Кактус никогда не сдавал друга юности, хотя, случалось, его и подмывало избавиться от Артемьева; именно потому решил взять его с собой за границу; именно потому посвятил Коляна в свои планы, именно потому доверил ему поездку в Симферополь — самый щепетильный момент в «кидалово» мистера Морозоффа.

Хищного вида джип «Тойота–Лэндкрузер» катил по пустынной трассе. За рулем сидел Кактус, рядом, попыхивая сигаретой, развалился Шмаль.

Оба телохранителя, Аркаша и Синий, лежали в гостиничном номере интуристовской гостиницы «Ялта» удушенные — после поездки в Симферополь они превратились в свидетелей.

А свидетели в столь щекотливом деле Кактусу были не нужны.

Да, классно ты это придумал — американского «бобра» кинуть, — цокал языком Артемьев, то и дело сбивая пепел в открытое окно машины.

Самодовольно ухмыльнувшись, Фалалеев произнес:

Видишь, и бабки у нас остались, и недвижимость надыбали. — Он противно хихикнул.

Щелкнув замочками щегольского кейса, Шмаль извлек документы, подписанные в «Ореанде» мистером Морозоффым.

А тебе не приходило в голову, что и он нас мог кинуть? — неожиданно спросил он с волнением.

Мы ведь с тобой звонили, выясняли: да, есть такой мистер Морозофф, и все, предоставленное им в залог, на самом деле принадлежит ему, — напомнил Кактус.

Теперь, выходит, не ему, — хохотнул Шмаль.

И домики эти не ему, и деньги, на которые он нас кинуть хотел, — тоже не ему. Там ведь как в документах написано?

Если в течение двадцати дней он не погасит кредит, вся эта недвижимость перейдет в наше пользование.

Вот–вот, — обогнав троллейбус, Фалалеев притопил педаль газа.

Да и оформлено вроде правильно. Ладно, — спрятав документы, Шмаль посерьезнел, — ты лучше скажи, как эти тридцать лимонов собираешься через границу перевезти? Золота и камешков разных накупишь, как Остап Бендер, когда к румынам уходил?

Есть один вариант.

И все‑таки, как же?

Огромный баул с наличными долларами лежал в багажнике джипа, и как вывезти столь баснословную сумму, сильно беспокоило Артемьева.

Кактус, закурив, наконец снизошел до объяснения:

Остап Бендер был идиотом.

Почему? — Шмалю не очень понравился столь нелестный отзыв о любимом герое.

Потому, что он со мной не связался.

А что бы ты ему посоветовал?

Обратиться к одному хорошему дяде из таможни. Десять тысяч баксов, и никто в его вещи не заглянул бы. Хорошо, что нам в руки эта запись попала. Да и я тоже идиот — прикинь, семь с половиной процентов с круга пообещал! Почти три лимона! Хорошо, что вовремя спохватился, тебя в Симферополь отправил, к тамошней братве… И им спасибо — надоумили меня, дебила. — Ничего не скажешь, Фалалееву не была чужда самокритичность.

После Алушты Артемьев перевел разговор в другое русло.

Как думаешь, что теперь на Москве–то делается?

Думаю, большой войной пахнет, — серьезно отозвался Кактус.

То есть?

Понимаешь, мы, сабуровские, почти всю Москву вот где держали! — Рука водителя инстинктивно сжалась в кулак. — Никто нам перечить не смел, никто! А теперь нет больше на Москве власти.

Хочешь сказать, порядка не будет?

Умные люди говорят — свято место пусто не бывает. Ну, закрыли менты сабуровских — так что, с преступностью справились? Криминал прикрыли? Да хрен им в глотку, чтобы головы безмозглые не болтались! Нас не будет — другие придут.