«Чуть не вляпался», — сказал он сам себе.

Насколько правильной была эта мысль, он убедился, когда поднял голову и увидел эльфа, который стоял по ту сторону витрины и пристально его рассматривал.

Не успел он охнуть, как почувствовал на плече чью-то ладонь. Она с такой силой стискивала его плечо, что кости, казалось, вот-вот затрещат. Тем не менее Джеремия попытался перенестись куда-нибудь в другое место, но тщетно — у него никак не получалось сконцентрироваться.

Теперь эльф стоял прямо перед ним… Джеремия — при желании — мог дотронуться до него рукой. Это был один из тех двоих, которые стерегли Джеремию возле его дома. Гораздо выше его, эльф походил на патриция; он напомнил Джеремии античные статуи с той лишь разницей, что в мраморе все же чувствовалось тепло, от этого же веяло смертным холодом. Даже совершенная фигура и идеальные черты лица не могли сделать из него человека.

У эльфа были длинные, цвета слоновой кости, волосы, тронутые — почему-то зеленоватой — сединой. Он держался с королевским достоинством; Джеремия машинально подумал, что никогда не смог бы сымитировать его осанку. Эльф взирал на тщедушного человечка одновременно с любопытством и плохо скрываемым презрением.

— Вы наш гость, Ваше Величество, — наконец изрек он.

Джеремия понуро кивнул.

— Вы отправите меня прямо к Аросу?

Лишь на миг выразилось чувство на мягком царственном лице. Потом эльф улыбнулся, обнажив прекрасные зубы. Идеальные зубы хищника, как у Ароса.

— Ты, должно быть, не понял меня, смертный. Наверное, правильней сказать, что ты мой гость — отныне и навеки.

XII

Хотя и не связанная и не под охраной, Каллистра все же была узником. Мрачная земля, по которой она шла, не принадлежала к известному ей царству снов. И земля эта не была обширной, поскольку, по ее подсчетам, она обошла ее всего за тысячу шагов. Каллистра это поняла, когда, пройдя тысячу шагов, обнаружила, что пришла туда, где уже была. И куда бы она ни шла, в конце концов оказывалась именно здесь.

— Приятного путешествия! — злорадно усмехнулся ворон, оставляя ее одну. Уже тогда Каллистре следовало бы понять, что ворон приготовил для нее что-то особенное.

Гнев не был чувством, хорошо ей знакомым. Он дал о себе знать, когда Каллистра обнаружила, что призрачная Мэрилин Монро побывала в опочивальне Джеремии. И вот теперь в ней снова говорил гнев, но она достаточно хорошо понимала, что, если в небольших дозах это чувство может быть оправданно, то отдаваться ему целиком было опасно — гнев лишал способности рассуждать здраво. Этого она допустить не могла. Если из этой темницы и существовал выход, то найти его можно было, лишь полагаясь на разум. Мыслительный процесс давался Серым непросто; по натуре они были более склонны просто реагировать на то, что их окружало. Инициатива встречалась редко. Большинству Серых было достаточно обрести форму и субстанцию, и они с радостью принимали и личность, которой требовала форма, какие бы ограничения это ни накладывало. Псевдо-Мэрилин была из их числа.

Каллистра своей индивидуальностью была обязана Аросу и Джеремии. Арос использовал ее исключительно в собственных целях. Другое дело Джеремия. Он изменил ее, потому что она была ему небезразлична.

«Но сейчас я бы хотела, чтобы рядом был ты, вампир!»

Ей нравился этот смертный, и она бы даже готова была сказать, что любит его, будь она уверена, что то состояние опустошенности, которое охватывало ее, когда его не было рядом, и было любовью. Однако в ее теперешнем положении ей нужен был Арос с его силой и коварством.

Ей необходимо выбраться из этого гиблого места. Ни Арос, ни Джеремия не представляли масштаба затеянной вороном интриги. Даже сама Каллистра толком не знала, на что он способен.