Дорожка выпрямилась столь же внезапно, сколь внезапными были до тех пор все ее причуды и выверты. Она уже не извивалась, и Каллистра наконец перешла на шаг. Она нахмурилась. Если идти ей стало легче, не значит ли это, что впереди ее подстерегает новое, еще более страшное испытание? Каллистра нервно озиралась, опасаясь, что неведомое — что бы оно ни было — вновь навалится внезапно и она окажется не готова к встрече с ним. Время от времени она собиралась с духом и оглядывалась назад, однако на глаза ей не попадалось ничего такого, от чего могла исходить угроза.

Дорога продолжала выпрямляться, и наконец там, где был замкнутый круг, снова образовалась равнина. Идти по-прежнему было скользко, но уже не настолько, чтобы постоянно думать о том, как избежать падения. Каллистра с тревогой думала о происходивших на ее глазах переменах. Чем дольше она шла, тем больше укреплялась в мысли, что пернатое чудовище задумало что-то ужасное. Но вместе с тем в душе ее снова начинала теплиться надежда. Что если власть короля, которой был наделен Джеремия, начала действовать на нее? Что если он нуждается в ней — или в ее помощи — и сила его желания настолько велика, что простирается даже в эти пределы, стараясь освободить ее?

Каллистре было неведомо, как действует эльфийское заклинание. Она лишь знала, что оно изменчиво и непостоянно, что оно меняет обличье, вступая в контакт с тем смертным, которого оно призвано обнаружить. Арос говорил о заклинании как о некоей сущности, живущей собственной жизнью. Получалось, что это тоже своего рода фантом, как и все они. Возможно, заклинание реагирует на Джеремию так же, как реагирует на него обычный Серый.

Вдруг ей все-таки удастся спастись? Каллистра прибавила шагу.

Сами по себе решетки еще не делают тюрьму, хотя нельзя отрицать, что часто они в этом очень помогают. Ворота в реальном мире ничего не значат для Серых, но эти ворота были продуктом глубокого и мрачного воображения черной птицы, а потому сердце Каллистры, или его Серое изображение, сжалось от страха, когда они появились. Первой ее мыслью было, что это западня. Ворон дразнит ее, чтобы разбить возникшую надежду, когда она достигнет пика.

Однако, внимательно вглядевшись в барьер с того места, где она остановилась, Каллистра не обнаружила угрозы. Ворота даже нельзя было назвать слишком высокими. Она легко могла перелезть через них. В чем же опасность?

Ответ не заставил себя ждать. У самого основания ворот шевелилась крохотная тень. Ее размеры не могли ввести Каллистру в заблуждение; она хорошо знала, что может таиться за внешним тщедушием присных ворона. Тень не обязана быть большой, ей достаточно быть голодной… а слуги дьявольской сороки всегда такими были.

Насколько она знала, Серый не может умереть в буквальном смысле этого слова, но может быть поглощен или ассимилирован. Каллистра полагала, что такая судьба вполне может служить определением смерти. Ей вовсе не хотелось стать частью призрака, охранявшего ворота, ей не хотелось быть вечно голодной. Ей вполне хватало голода по жизни, для нее запретной.

Тень медленно скользнула вдоль ворот. Слуги ее тюремщика не отличались интеллектом. Они влачили жалкое существование, подчиняясь одному чудовищному инстинкту. Если они и пытались вообразить себя существами, наделенными разумом, это было не более чем маскарадом, фальшивым фасадом, воздвигнутым их хозяином, чтобы скрыть их истинную убогую сущность. Их деятельность ограничивалась неукоснительным исполнением его команд.

Спасение так близко! На сей раз Каллистра не спешила расстаться с надеждой, даже несмотря на присутствие черного стражника. Если бы только ей удалось ввести его в заблуждение, она преодолела бы ворота и вырвалась на свободу.

«Просите, и дастся вам», — подумала она, пристально вглядываясь в смутный силуэт, который как раз в тот момент возник по ту сторону ворот.