Битва, довольно монотонная, протянулась бы до ночи, если бы наияснейший пан, которому зрелище было неприятным, не объявил, что готов стрелять в медведя. Тогда лось вышел целым, а противники его, пронзённые пулями, пали последней жертвой королевских забав в Несвиже.
При факелах ещё на другом дворе осмотрели ездовых коней князя, прохаживаясь возле которых, воевода, немного злобно указывая на одного, забормотал, что это есть собственно тот, на котором наияснейший пан не соизволил въехать в Несвиж. Король закусил губу. В театре ему зато пропели прощальный гимн.
На следущее утро из нескольких слов короля, потихоньку прошептанных Комажевскому, наступил le quart d’heure de Rabelais. Нужно было за это гостеприимство заплатить, не только словами благодарности, но, что было гораздо труднее для бедного короля, подарками.
Что можно было подарить князю для его сокровищницы? Золотую табакерку с изображением короля, украшенную бриллиантами. Подобную получил князь-подкоморий. Часы, кольца с портретами, серьги, ожерелья разделили между женщинами, а для слуг Комажевский оставил несколько сот дукатов для распределения.
Попрощавшись с воеводиной смоленской, когда хозяин решил проводить наияснейшего пана даже до Мира, последние благодарности отложили до Мира, где принимали Солтановы.
На лицах обоих главных героев, короля и князя-воеводы, была видна настоящая радость, они могли отдохнуть.
Комажевский говорил позже, что никогда короля с очень давнего времени таким весёлым и свободным не видел, как на ночлеге в Шчорсах у Шептовича.
– Значит, мы пережили счастливо, даже канонаду Гибралтара! – гововорил, смеясь, Станислав Август. – А если же достойный пане коханку совсем недоволен мной, что я для него стрелял, столько раз приказывал и пил за здоровье, как никогда, то уже, пожалуй, ничего на свете его не удовлетворит.
Князь, возвращаясь из Мира, где много пил, потому что ему хорунждий Солтан неустанно доливал, заснул, сидя в карете, и не пробудился даже когда гайдуки вынесли его под руки из кареты в ложе.
На следущий день он встал резвый, хвалясь, что чувствует себя лёгким, как пёрышко. Потом всем по очереди болтал:
– А что, пане коханку? По-радзивилловски было? Гм? Король на коня не сел – струсил раз, потом, плохо стреляет; сказать правду, такой из него стрелок, как из меня капуцин; наконец, бедного Понятовского почуял. Я в этом не повинен.
Лучше всех в действительности из этого вышел простодушный Филиппек; досталась ему очень находчивая жена, деревенька в пожизненное владение, а позже от короля очередь какого-нибудь староства, который дал титул и вместе на хлеб немного масла.
Шерейко, друг семьи, всегда напоминал ему даже до занудства, что всём были обязаны ему.
В Несвиже мраморной таблицы не положили, долго оставался потолок Эстки в большой зале, а князь, пока жил, привык показывать некоторые памятные места:
– Тут, пане коханку, место, где король не пожелал сесть на коня; тут, пане коханку, он не попал с пяти шагов в медведя.
1887
Рассказы
Митрега
Послал как-то Господь Бог на землю ангела, который никогда ещё на ней не был. Смотрел только на неё свысока, а до ушей его доходили оттуда жалобы и нарекания. Поэтому ему было любопытно увидеть вблизи этот подол плаща. Дело, с которым он был выслан, не было таким уж срочным, поэтому разрешил ему Господь Бог посмотреть землю поближе.
Когда ангел принял человеческий облик, спустился на зелёную долину, отовсюду окружённую лесом, через который протекала речушка – потому что была именно весна. Птицы среди деревьев, на лугу, в небе песней и щебетанием её наполняли – цветы распускались, воздух был благоухающий и свежий; ангелу земля очень понравилась. Улыбнулся он ей, говоря про себя, что люди, должно быть, очень испорчены, когда жалуются на пребывание в таком раю. |