Их убила Чума. А ведь всего несколько часов назад, все они были здоровы, сильны и полны жизни. Несколько часов назад, от момента, когда они заболели, до момента, когда мор забрал их жизни, прошли считанные секунды.
Она точно была здесь, в этом соборе. Даже если бы он не знал наверняка, эти изуродованные чумой трупы, сказали всё лучше, чем любая магия, любой следопыт или провидец.
Только она владела способностью своего клана настолько хорошо, только в ней эта способность проявилась настолько сильно. Никто из её собратьев не был способен так быстро убивать, используя жестокую болезнь, продолжавшую косить людей сотнями, на всём континенте.
Он остановился, пройдя едва ли десяток шагов. Даже его поразило то, что сейчас предстало перед ним. Он не удержался и вздрогнул всем телом — это было слишком даже для его огрубевшей души. Не так, конечно, как в дни его далёкой и беспечной молодости, не так, но это было очень давно. Он успел забыть, что такое настоящая, звериная жестокость, не имеющая никаких разумных границ.
Пол залит кровью, невозможно разглядеть рисунка, коим украшены мраморные плиты, только тонкий слой рубиновой жидкости, заполнивший всё пространство храма. Чуть дальше, среди обломков деревянных скамеек, лежат десятки разорванных тел. Некоторые, всё ещё трепещут, кто-то тихо стонет — они живы, но вряд ли надолго. Тела разорваны в куски, их рвали живьём, рвали осторожно, стараясь сохранить жизнь на как можно более долгий срок, что бы они умирали очень медленно, в ужасных муках. У стены, лепечет молитву монах — у него изломаны ноги, вырваны глаза и сломаны пальцы. Но он всё равно пытается сложить свои ладони в молитвенном жесте. На стене, на крюк державший факел, насажена монахиня — она тоже жива, но стонать не может. У неё нет нижней челюсти, кто-то вырвал её из тела. Язык вывалился на грудь, ряса стала тёмной от пролитой крови. Безумные глаза выпучены, и пальцы сжимают крюк, пробивший низ её живота. На стене, в паре метров от пола, висит безжизненный труп, из его живота торчит меч, видимо, раньше принадлежавший одному из стражников. Одной руки у бедняги нет…
— Кто ты такой? — Спрашивает она. Высокая худая девушка. Она не оборачивается, её взгляд прикован к другому человеку. Толстый, бородатый священник висит на большом кресте — гордость собора, позолоченный символ, знак искупляющей смерти Иисуса, сына божьего, сегодня монах окропил его собственной кровью. Рясы на нём нет, только кардинальская шапочка на лысой голове и осталась. Внушительно пузо свисает и больше не свисает ничего — на месте паха, кровавое месиво.
— Я ещё раз спрошу, кто ты, а потом убью тебя. — Говорит девушка и очень медленно, с радостной улыбкой, вонзает острие кинжала в бок священника. Тот мычит, открывая окровавленный рот — языка нет, он валяется на полу. Похоже, его даже не отрезали, а просто вырвали из глотки.
— Влад Цепешь, Король Вампиров. — Отвечает он, возобновляя шаг. Под ногами хлюпает кровь. Противно лязгает кольчуга, и меч бьётся о чешуйчатые пластины на ногах. Сейчас, это казалось неуместным, но ничего поделать он не мог — доспехи всё равно будут издавать подобные звуки, не приспособлены они для тихой и изящной ходьбы.
— Ох! Сам король? — Нож двинулся в животе кардинала, оставляя там глубокий алый порез, из коего тут же хлынула кровь. — Лично король вампиров. Какая честь! Ты доволен, высочество?
— Нет, не дово…
— Меня это не интересует. Поворачивай прочь, пока не поплатился жизнью. — В её голосе слышится удовлетворение, но к словам оно отношения не имеет никакого — нож покинул тело кардинала. Порез разошёлся и с тихим шелестом, кишечник несчастного, посыпался вниз, повисая на его коленях.
— Луиза. Ты заигралась со своей местью. Ты должна остановиться. |