Так что же ждет всех этих людей, запечатленных в моей памяти так ясно и четко, словно я только что расстался с каждым из них, людей, которых я знал много лет назад, людей, с которыми виделся сегодня, людей, с которыми я хорошо знаком, незнакомцев, которых мельком видел где-то на дороге? Кто будет править ими?

   Я помню наш фамильный девиз: «Мы служим верно».

   Но никто не имеет права просить меня надеть корону. Я достаточно отдал своей стране. Единственное, чего мне хочется, — это одиночества, пусть мелким помещиком в Симабу, пусть мирным обывателем в Никее, пусть бродягой-негаретом за границей, в Майсире. Симея сказала, что ей понравилась бы такая жизнь.

   Вчера под вечер ко мне пришел Йонг и сообщил, что в Никее собралась делегация уцелевших родовитейших аристократов Нумантии. Завтра, сказал он, они обратятся ко мне и будут настаивать на том, чтобы я согласился принять королевскую корону.

   Йонг считает, что это очень забавно.

   Я говорил до полуночи с Симеей, затем отпустил ее спать, а сам в одиночку пришел сюда, в большую дворцовую часовню, где короли и другие правители Нумантии, имена которых давно стерлись из памяти людей, молились богам.

   Я тоже молился. Но не получил ответа ни от Ирису, ни от Сайонджи, ни от мудрого Вахана, бога-обезьяны Симабу, ни от Таниса, бога-хранителя нашего рода.

   Из темных углов часовни слышатся только отзвуки шороха моей одежды, моего дыхания, моих шагов, когда я хожу взад и вперед по залу.

   И передо мной стоит один и тот же вопрос, пока остающийся без ответа:

   Как же тебе поступить, Дамастес а'Симабу?