|
Осведомителей в воровском мире у него не было – не было раньше в них нужды, обращаться к городской страже сенатор запретил, и как поступать, с чего начинать поиски – совершенно непонятно. Деливио уже распрощался было со своей должностью, но тут ему повезло. Чистая ли случайность помогла ему, счастливый поворот судьбы, или же на то была воля Богов, он не знал, да и не хотел знать: просто в его руках неожиданно появилась ниточка.
Позавчера вечером в его дом заглянул на огонек брат жены Пробе, известный в Конверуме лекарь, который врачевал только весьма состоятельных клиентов. Веселый неугомонный толстячок в крикливом костюме, за ужином он рассказывал множество забавных историй из своей практики и, в частности, поведал о том, как его восьмого дня ни свет ни заря подняли на ноги солдаты городской стражи и велели быстренько одеваться и собирать инструменты. – Моя-то подумала, что меня арестовывают, и заголосила на всю улицу,- похохатывал шурин, отправляя в рот ломоть жареной свинины, запивая мясо добрым глотком розового вина из серебряного фамильного кубка и при этом не переставая говорить.- Но стражники объяснили, что, мол, все в порядке, просто дело очень спешное и скоро он, то есть я, вернусь домой целый и невредимый. Пробса отвезли на повозке в казармы городской стражи и подвели к постели, на которой метался в забытьи какой-то прыщавый солдатик с перевязанной головой. Вокруг же постели толпились офицеры один другого важнее – поверишь ли, Деливио, сам Ларго присутствовал! Во время рассказа жена Деливио то и дело вскрикивала и всплескивала руками; сам же начальник сенаторской стражи слушал вполуха – лишь кивал иногда, показывая, что внимает каждому слову родственничка. Шурина он не любил, да и не до него было: карьера на волоске висит, а тут байки какие-то… Ларго приказал Пробсу немедля привести больного в чувство. А в чем дело? Нападение, объяснили лекарю. Четверо стражников убито, этот – единственный, кто выжил. Только он может опознать преступников. Поэтому, уважаемый врачеватель, примени все свое искусство, и пусть бедняга очнется. – Дело это, знаете ли, мудреное. Несчастному нанесли очень сильный удар по голове; не исключено, что мозг сдвинулся с места и больной уже никогда не откроет глаза. Но, милый мой Деливио, я же все-таки настоящий лекарь, а не шарлатан там какой-нибудь! Поэтому я смешал две части черного корня, одну часть протертых высушенных листьев костелома и добавил пятьдесят капель жидкости, которая вырабатывается после трех лет настойки крепкого вина в дубовой бочке. И что ты думаешь? Помогло!… «Может, все же имеет смысл обратиться к Ларго? – думал Деливио, рассеянно ковыряя гарнир.- Скажу: сенатор-де хочет, чтобы городская стража помогла найти лиходеев… Нет, нельзя. Сенатор как раз-таки этого и не хочет». – …Его, мол, солдата, громила алебардой ка-ак по голове хрясь! – он, солдат, и отключился. И как остальные погибли, не видел. Зато, говорит, того, второго, он никогда не забудет. Не было, говорит, у него ни чего в руках, стоял себе спокойно на коленях и вдруг – бац, вж-ж! – и арбалетная стрела торчит у командира Битуса аккурат напротив сердца… «А может, втайне от сенатора, попросить у Ларго помощи? Ведь не должен отказать по старой памяти. Нет, тоже нельзя. Сразу, бестия хитрая, заинтересуется, что, да отчего, да почему втайне…». Деливио вдруг резко оторвался от своих невеселых мыслей. – Стой-ка, Пробе. Что ты сказал? – Я сказал, удар, конечно, сильный, но не смертельный, и к концу месяца… – Нет-нет. Что ты раньше плел? Про арбалетную стрелу? – А-а. Солдатик говорил, что никогда в жизни не видел такого мастера стрельбы из самострела. Этот, вор который, стоял себе на коленях, руки пустые, и вдруг – бац! – стреляет из арбалета, да так метко, что командир наповал. |
