Уриен покачал головой:

– Я ничего не знаю ни о планах Клемента, ни о его местонахождении. С тех пор, как я принял постриг, мы почти не встречались лично. К тому же, как вы, возможно, помните, мы не друзья.

– Но вы друзья с Константином, не так ли? Знаете, никогда не одобрял этой возни с младенцами. Теоретически они готовы отдать за вас жизнь и бегают за вами с поноской в зубах, а в результате путаются у вас в ногах со своей собачьей преданностью и несутся к вам с каждой разбитой коленкой, и вы обязаны лично улаживать все их взаимоотношения с недружественным окружающим миром.

– Зато Клемент зарекся колотить нас поодиночке. Вы полагаете, я прикрылся саном, спрятал под рясой меч и в одиночку перебил полста человек башенной стражи? Я, увы, не Роланд, а если бы даже и так, неужели вы думаете, что мои обеты настолько мало для меня значат?

– В вашем случае я полагаю только одно: тот, кто вас недооценит, очень скоро обнаружит себя сидящим в вонючей и грязной луже.

– Благодарю вас. Спасибо, что не подозреваете в попытке освобождения принцессы Амнези. Или…

– Не торопитесь. Любое из трех огорчивших меня событий может маскировать собой остальные два. Кто‑то же благословил Ферзена на его дурь. Мне известно, что вы вернулись во дворец под утро.

– Я всю ночь провел в книгохранилище архиепископа за подборкой документов к его выступлению. Могу показать выписки. Работа срочная, поэтому пришлось сидеть ночью. Меня этот режим не затрудняет, я – «сова». Соответственно днем я спал.

Рэндалл кивнул со скучным видом.

– Архиепископ подтверждает ваши слова. Однако он ведь не сторожил вас всю ночь в книгохранилище?

– Да, но служитель отпер мне двери, впустил, запер, а на рассвете выпустил обычным порядком. Спросите его.

– Спросили, будьте спокойны. То есть я бы на вашем месте не был. Спросили бы и свели вас на очную ставку, но он, к сожалению, умер. Оступился на темной лестнице и сломал себе шею, бедняга. Таким образом, алиби у вас нет. Он не может подтвердить ваших слов.

– Возможно, подтвердил бы, останься он в живых. – Взгляды, которыми они обменялись, вполне могли заменить удары шпагой. Оба были достаточно искушены, чтобы один понял, на что намекнул другой.

– Я хорошо знал отца Анваро, – продолжил Уриен спустя благопристойную паузу. – Архиепископ держал его при себе не за достоинства, а потому, что привык к нему. У него шалили и глаза, и память, и он всегда ко мне хорошо относился. Я уверен, он и не вспомнил бы: вчера, сегодня или третьего дня он выпускал меня из библиотеки. Я там бываю довольно часто. Для меня его смерть скорее потеря. Ну а бриллианты короны, часом, на месте? Честное слово, я не брал.

Рэндалл смерил собеседника взглядом из‑под насупленных бровей и выбил пальцами быструю дробь.

– Хотите место придворного шута? – неожиданно предложил он. – Тогда вы сможете говорить такие вещи совершенно безнаказанно.

– Я для того недостаточно горбат.

Выразительный взгляд Рэндалла сказал ему, что это дело поправимое. Уриен посмотрел в сторону дыры в стене и услыхал:

– Ход ваших мыслей совершенно верен.

– Пропала миледи Аранта, – добавил Рэндалл после продолжительной паузы.

– Это ваше третье неприятное событие?

– Едва ли вы можете представить себе, какая это потеря.

– Ну почему же… – Уриен потупил глаза. Терять… нечего. – Не на кого теперь переложить неуверенность, сомнения, страхи, стыд и ответственность. Некому нести груз, пока вы собираете урожай. Придется самому. Может быть, она что‑то не одобряла? Скажем, принятый у вас стиль семейной жизни? Или тяжесть оказалась… чрезмерной?

– Я задам ей все вопросы, когда найду.