– Послушай, – сказал вдруг Рэндалл, – а давай я на тебе женюсь. В счет долга, а?

Аранта фыркнула.

– Я выгляжу смешным?

– Нет. Да. А Вснону Сариану мы отравим? Дадим пищу разговорам о том, как я спешила влезть в ее теплую постель?

– Я мог бы, скажем, развестись.

– Хватит крючок наживлять, – ответила она грубо. – Как спрошено, так и отвечено. А то, можно подумать, либо ты меня опасаешься, либо я тебе больше не нужна. Если так, незачем обижать Венону Сариану. Однажды переспи со мной, вместо этой твоей глазированной сахаром Филиссы Мэй. Ты знаешь, я тебе не откажу, и душа твоя успокоится.

– Я этого не знаю, во‑первых. Во‑вторых, человек, способный в одиночку остановить толпу, в самом деле внушает опасения. Мне – внушает, потому что лично я бы не рискнул. Прими мое восхищение. Разумеется, частным образом. Официально я разгневан.

– Я ее не останавливала, – возразила Аранта и оборвала себя. Чтобы сказать всю правду, пришлось бы рассказать об Уве и тем самым передать в руки Рэндалла средство возможного давления на себя. Их ничего не связывает. Отрезано.

– Я не останавливала толпу, – повторила она. – Это слишком. Я разыграла для них представление.

– Ага, – пробормотал Рэндалл. – Представила им картинку с переставленными акцентами и переключила их воображение на себя. Но рисковать подобным образом ради кого попало…

– И со мной был Кеннет.

– Ах, ну конечно, как я мог забыть про Кеннета! В его обществе ты всегда можешь чувствовать себя как за каменной стеной! Он штаны‑то способен завязать или должен помогать себе зубами?

– Король, – процедила сквозь зубы Аранта, – ты знаешь, что такое грех?

– Грех – это все, что выходит за рамки круга «домик, садик, спутник жизни». Да, я знаю, что такое грех. Но, боюсь, мы вкладываем в это понятие слишком разный смысл.

– А Кеннет аф Крейг великолепно мечет нож.

Она умолчала о том, что Кеннет мечет нож во входную дверь, лежа навзничь на низкой тахте в прихожей ее покоев. Монотонно, раз за разом, в одну и ту же точку, с абсолютно неподвижными глазами, и от этого повторяющегося, непрекращающегося стука она иной раз сама готова его убить. Фраза прозвучала примирительно, а ей только того и было надо.

– Больше так не делай, – попросил Рэндалл, и она согласилась с неискренней готовностью:

– Не буду.

Молчание объяло их, и осмелевшие вечерние тени поползли из углов. Рэндалл погрузился в себя, явно не желая покидать теплый уютный угол, где мог позволить себе ничего не делать. Насколько Аранта знала, он подписывал бумаги за едой и читал в постели. И почти никогда не оставался наедине с собой. И только магия питала и подстегивала его, служа ему и огнем, и дровами, но такой нагрузки не выдержит ни одна магия на свете. Ей захотелось прикоснуться к нему. Захотелось стать уютной тьмой, и одиночеством, и теплым светом огня, что льнул к его вискам. Всем тем, от чего он получал отдохновение. Неведьмой, чтобы он не рассматривал ее как силу, которую следует иметь в виду в плане возможного противостояния. Если бы только он позволил себе быть с нею… слабым.

– Ладно, – наконец вымолвил Рэндалл, с усилием поднимаясь. – Ладно. Скажи этому, пусть заходит.

Мэтр Уриен вошел, повинуясь, и остановился, пропуская короля мимо себя к двери.

– А, да, – окликнул его Рэндалл от дверей. – Здесь раньше был другой. Мэтр Эйбисс Уолден. Такой старый. Вы не застали его? Что с ним стало?

– Нет, что вы, Ваше Величество, – ответил Уриен из пыльного полумрака.