Думаю, я сделал бы это со временем. Я боялся, что даже ты можешь выдать себя — взглядом, жестом…
Я испытующе смотрела на него.
— Конечно, я знала, что ты не убивал ее. Не думаешь же ты, что я поверила этой глупой сплетне…
Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.
— Мне приятно думать, — сказал он, — что ты сомневалась во мне и все-таки любила меня.
— Возможно, это правда, — признала я. — Но я не понимаю Нуну. Как она могла молчать?
— Так же, как я.
— Как ты?
— Я знал, что произошло. Франсуаза оставила мне записку с объяснением.
— Ты знал, что она покончила с собой, знал, из-за чего, и все-таки позволил им…
— Да, знал и все-таки позволил им.
— Но почему… Почему? Это несправедливо и жестоко.
— Обо мне и раньше болтали всякое. Большую часть сплетен я заслуживал. Я предупреждал тебя, что ты выходишь замуж не за святого.
— Но убийство…
— Теперь это твоя тайна, Дэлис.
— Тайна? Но я собиралась всем рассказать.
— Нет. Ты забыла кое о чем.
— О чем?
— О Женевьеве.
Я с недоумением уставилась на графа.
— Да, о Женевьеве, — повторил он. — Ты знаешь, какая она. Необузданная, легко возбудимая. Как легко было бы пустить ее по бабкиной дороге. С тех пор как ты здесь, Женевьева изменилась. Совсем немного, конечно. Больших перемен ожидать не приходится, но мне кажется, что самый верный способ довести нервозного человека до срыва — это постоянно следить за ним, высматривая признаки болезни. Я не хочу, чтобы с Женевьевой так обращались. Надо дать ей шанс вырасти нормальной. Франсуаза покончила жизнь самоубийством ради спасения ребенка, которого ждала. Я, по крайней мере, могу выдержать немного сплетен ради нашей старшей дочери. Теперь ты понимаешь, Дэлис?
— Да.
— Я рад, что между нами больше нет тайн.
Я смотрела на пруд за лужайкой. Было еще жарко, но день уже заканчивался и приближался вечер. Я приехала сюда всего год назад. Как много, подумала я, произошло за один короткий год.
— Ты молчишь, — сказал граф. — О чем ты думаешь?
— Обо всем, что случилось после моего приезда. Все оказалось не таким, каким представлялось мне в день моего приезда и знакомства со всеми вами. Я видела вас совсем не такими, какими вы оказались. И вот теперь я узнаю, что ты способен на огромную жертву.
— Дорогая, ты слишком все драматизируешь. Эта жертва почти ничего мне не стоит. Какое мне дело до того, что говорят? Ты же знаешь, я достаточно заносчив, чтобы щелкнуть пальцами перед носом у целого света и сказать: «Думайте, что хотите!» И все же, на свете есть женщина, чьим добрым мнением я дорожу. Вот я сижу здесь, наслаждаюсь ее обществом и позволяю окружать себя ореолом славы. Конечно, я понимаю: скоро она увидит, что это мираж… Тем не менее приятно хотя бы немного походить с нимбом над головой.
— Почему тебе всегда хочется очернить себя?
— Потому что при всей своей заносчивости я боюсь…
— Боишься? Чего?
— Что ты разлюбишь меня.
— А я? Ты не предполагаешь, что меня мучают такие же опасения на твой счет?
— Меня утешает сознание того, что ты иногда тоже способна на глупости.
— Наверное, это самый счастливый момент в моей жизни, — сказала я.
Он обнял меня за талию, и несколько минут мы сидели, прижавшись друг к другу и глядя на тихий парк.
— Пусть так будет всегда, — сказал он. |