Пашке сразу расхотелось быть видимым, и его не поймали. Остальных тоже не поймали, и все трое благополучно вышли за внешнее кольцо, состоящее из мрачных омоновцев и железных барьеров.

Здесь, несмотря на раннее утро, имела место довольно большая толпа, и чтобы не пострадать в давке, ребятам пришлось приложить некоторое – небольшое, впрочем, – усилие, чтобы обрести видимость.

Тем не менее, толпа разнесла Яна, Сергея и Пашку в разные стороны. При этом Ян совершенно обнаружил, что без труда может сделаться сверхвидимым – так, что все окружающие непроизвольно расступались перед ним. А Сергей и Паша почему‑то не смогли воспользоваться этим свойством, и их в итоге слегка помяли – главным образом потому, что они шли навстречу основному потоку движения.

А внутри оцепления и в Объединенном Оперативном Штабе в Большом доме на Литейном се еще продолжали обсуждать странное сообщение из глубины кольца: будто бы там был обнаружен какой‑то штатский, который в ответ на требование предъявить документы бросился бежать, а потом бесследно исчез.

Когда прилетел премьер, ему доложили об этом инциденте, но председателю Правительства было некогда заниматься такими мелочами.

Он вспомнил об этом происшествии, когда возник вопрос: каким образом юноши, пропавшие без вести, оказались дома, если их одноклассники своими глазами видели, как всех троих съела медуза. И ладно бы только одноклассники – так ведь там была еще и милиция с пожарной командой.

– С этими ребятами надо срочно поговорить, – сказал премьер, и министр внутренних дел снова взял со стола сотовый телефон, чтобы отдать необходимые распоряжения.

6

Яна Борецкого поднял с постели назойливый телефонный звонок. Мать была мертвецки пьяна по обыкновению, так что Яну пришлось тащиться к аппарату.

Он вернулся домой рано утром, долго сидел на кухне, обдумывая ситуацию, несколько раз порывался вскочить и смотаться в парк – убедиться, что ночное приключение ему не приснилось, но каждый раз подавлял это желание, пил холодный чай и пытался утихомирить нервы.

Потом проснулся отчим, с которым Ян старался общаться поменьше. Поэтому он ушел к себе в комнату и лег. Но заснуть так и не смог. Отчим гремел посудой, а после хлопнул дверью и долго возился с замком, уходя на работу. В мозгу вертелись всякие мысли, потом встала мать и что‑то бурчала нечленораздельно, то и дело вдруг взревывая: «Борецкий, ты дома?!» и все такое прочее.

В этом состоянии она всегда звала сына по фамилии. Он был единственный Борецкий в семье. Потомственного интеллигента Яромира Борецкого когда‑то угораздило выйти замуж за женщину элементарной профессии – раздатчицу из университетской столовой. В те времена она была молодой и красивой. А потом молодость и красота куда‑то исчезли, а на их место пришел хронический алкоголизм.

Когда Яромир Львович умер, его вдова нашла пару себе под стать и сменила фамилию, что очень своеобразно ее характеризует. Была Борецкая – стала Петькина. Хотела и сына переименовать, но он был уже в том возрасте, когда по закону положено спрашивать его мнение. А сын Петькиным стать не пожелал. И остался Яном Яромировичем Борецким.

И вот теперь Ян Яромирович Борецкий слушал пьяные выкрики Галины Иваны Петькиной и никак не мог заснуть.

Правда, у матери наверняка, было что‑то припасено со вчерашнего дня, и через некоторое время крики смолкли. Но сон пропал окончательно, и Ян уже думал вставать, когда стал трезвонить телефон.

– Большой дом, КГБ слушает, – пробормотал Ян в трубку. Он хоть и не спал, но все‑таки находился в замутненном состоянии – и вдобавок недавно перенял от классного чудака и хиппи Димки Маслова по прозвищу Шерлок дурную привычку хохмить по телефону, снимая трубку. Обычно он представлялся Смольным или Кремлем, но сегодня почему‑то выбрал Большой дом.