– Мне больше ничего не нужно! С этого дня ты не станешь отцом ни сыну, ни дочери, и твои чресла будут пусты, словно иссохшее дерево! Ты будешь плакать и молиться…

– Усмирите эту злобную ведьму! – приказал Микел. Маргали, стоявшая за спиной Алисианы, подняла матрикс, но женщина снова плюнула, истерически расхохоталась, ахнула и осела на пол. Маргали подошла к ней и положила руку ей на грудь.

– Лорд Алдаран, она умерла! Должно быть, она была заговорена так, чтобы умереть на допросе.

Мужчина обескураженно смотрел на безжизненное тело служанки. Вопросы, оставшиеся без ответов, замерли у него на губах.

– Теперь мы никогда не узнаем, что она сотворила и кто был врагом, пославшим ее к нам. Я готов поклясться, что Деонара ничего не знает об этом.

Но в его словах содержался невысказанный вопрос. Маргали положила руку на синий самоцвет и тихо произнесла:

– Клянусь своей жизнью, мой лорд: леди Деонара не желала зла ребенку леди Алисианы. Она часто говорила мне, что рада за вас, а я могу распознать правду.

Микел кивнул, но Алисиана видела, что морщины на его лбу и в уголках глаз не разгладились. Если Деонара, ревнуя к избраннице лорда Алдарана, желала причинить вред Алисиане, то это, по крайней мере, можно было понять. Но кто, спрашивала она себя, мог желать зла такому хорошему человеку, как Микел? Кто мог ненавидеть настолько сильно, что заслал в дом шпионку, способную погубить ребенка барраганьи, а возможно, и наложить усиленное лараном  заклятье на его семя?

– Уберите ее отсюда, – наконец сказал Алдаран не совсем твердым голосом. – Повесьте ее тело на стене замка, на поживу стервятникам. Она не заслужила честного погребения.

Он бесстрастно ждал, пока стражники выносили тело Мейры. Алисиана услышала рокот грома; сначала вдалеке, затем все ближе и ближе. Но Алдаран уже шел к ней. Его голос смягчился, в нем слышалась нежность:

– Ничего не бойся, мое сокровище; ее больше нет, и зло ушло вместе с ней. Мы еще посмеемся над ее проклятиями.

Микел опустился в кресло и взял ее за руку, но через прикосновение Алисиана ощущала, что он расстроен и даже испуган. У нее же вообще не осталось сил. Проклятья Мейры звенели в ее ушах, словно эхо в каньонах Рокравена, когда еще ребенком она кричала там ради забавы, слушая, как голос возвращается к ней, многократно отразившись от каменных стен.

«Ты не станешь отцом ни сыну, ни дочери… Твои чресла будут подобны иссохшему дереву… Настанет день, когда ты пожалеешь, что не умер бездетным…» Слова вновь и вновь звучали в мозгу, оглушая и подавляя; Алисиана откинулась в кресле, едва осознавая, что происходит вокруг.

– Алисиана, Алисиана… – Женщина почувствовала, как сильные руки обнимают ее, поднимают, несут в постель. Микел положил ей под голову подушку и сел рядом, нежно гладя ее лицо. – Не следует бояться теней, Алисиана.

Вздрогнув, женщина сказала первое, что пришло в голову:

– Она прокляла тебя, мой лорд.

– Но я почему‑то не чувствую, что мне угрожает опасность, – улыбаясь, отозвался лорд.

– Однако, пока я была в тягости, ты никого не брал в свою постель, как было заведено раньше.

Слабая тень омрачила лицо Микела. В этот момент их души так сблизились, что Алисиана пожалела о своих словах. Ей не следовало будить его собственный страх.

– Ну что ж, Алисиана, я уже не молод и могу несколько лун прожить без женщины. Думаю, Деонара не жалеет о свободе: мои объятия никогда не означали для нее ничего, кроме мертворожденных детей. Теперь все женщины, кроме тебя, кажутся мне не такими соблазнительными, как в молодости. Мне нетрудно воздержаться от того, что не доставило бы тебе удовольствия, но когда родится наш ребенок и ты снова поправишься, то убедишься, оказали ли слова этой злобной фурии какое‑то воздействие на мою мужскую силу.