Под гладкой, казавшейся отполированным черным мрамором кожей перекатывались упругие мускулы. Ноги чудовища выглядели, как два каменных столба. Передние конечности напоминали лапы тиранозавра и плотоядно шевелились. Уродливость демона была очевидна, но при всем этом он казался ожившей скульптурой, над которой поработал резец великого мастера.

Впрочем, самым примечательным в монстре, было не его тело, а непропорционально большая голова, умещавшая три лица. Когда он поворачивал свою толстую шею, бесстрастно разглядывая людей, они видели то ангельский лик ребенка, то сморщенную харю безобразного старика, то лицо мужчины средних лет, с правильными, будто выбитыми на античной монете чертами.

Рэйчел нашла в себе силы оторвать взгляд от трехликого демона и посмотрела на Шатийона, резонно решив: ему больше остальных следует опасаться крылатого монстра.

Вид Якоба как нельзя лучше подтверждал предположение девочки. Его била дрожь запредельного ужаса. Посиневшие губы шевелились, будто Шатийон безостановочно говорил, но звуки не находили выхода. Сатанист тщетно пытался увидеть лицо мальчика или мужчины: как только он делал шаг в сторону, монстр поворачивался и на Якоба вновь смотрели блеклые глаза старца. Вены на лбу Шатийона стали вздуваться от напряжения и, наконец, он выдавил из груди последнее в своей жизни слово.

– Бафомет!!!

В трех слогах было все: боль, отчаяние и понимание того, что просить пощады бесполезно. Услышав исторгнутое сердцем Шатийоном имя, ребенок звонко засмеялся. Старик вторил ему жутким хихиканьем, похожим на уханье филина, а красные губы мужчины изогнулись в ухмылке.

В стремительном прыжке демон оказался рядом с Якобом, вцепился ему в плечи. Один взмах могучих крыльев и сатанист отчаянно задергал ногами, потерявшими точку опоры. Казалось еще мгновение и голова монстра врежется в каменные своды. Однако потолок подземелья не стал преградой для гостя из потустороннего мира.

Невидимый для глаз простых смертных энергетический бур в одно мгновение высверлил в потолке идеально круглое отверстие. Каменная рана затянулась сразу после того, как крылатый посланец преисподней рванулся к небу, унося в своих когтях добычу.

В подземелье остались три человека. Напряжение медленно спадало. Жак и Клод, разинув рты, смотрели на потолок, а Рэйчел пыталась подавить рвущиеся наружу рыдания. Она знала, что каждый сеанс связи с Ангелом Необъяснимого всегда заканчивался одинаково, но всякий раз, когда царство колеблющихся сгустков тумана исчезало, чувствовала пронзительную боль.

– Пепел и крылья…

Голос Клода был растерянным. Создавалось впечатление, что он ищет очень нужную вещь, которую недавно видел, но вспомнить где именно, никак не может.

Более практичному Ларушу было наплевать на крылья, даже если бы они росли у него за спиной и на пепел, случись ему сыпаться прямехонько на макушку.

– Ребята, моя вера во влияние на нашу жизнь пришельцев из царства Аида, после всего увиденного, конечно укрепилась, но… Здесь золота, камешков и побрякушек на миллионы долларов! Рэйчел, как думаешь, все это – мое законное наследство? Или может, придется нанимать ораву адвокатов, чтобы доказать свои права?

Мидллуайт не обращала внимания на восхищенные возгласы Ларуша. Она двинулась на голос Клода, который по-прежнему бормотал что-то маловразумительное.

– Итак, месье Рэймонд, что вы обо всем этом думаете?

– Ты видела? Ты опять все видела?

– Да уж. После приезда в Крессе абсолютно слепой меня не назовешь.

– Вспомнил! – звук шлепка оповестил Рэйчел о том, что Большой Клод от души приложился ладонью к собственному лбу.