— Вы христианские принцессы и должны нести перед собой Святое Сердце Господне как объект особого почитания и подражания.
Анна пыталась следовать его советам, но по мере взросления обнаруживала, что мир предлагает слишком много вещей, отвлекающих от этого, и бо́льшая часть из них была для нее под запретом.
Мать, разумеется, не опускалась до мирских развлечений. Ее задачей было вырастить своих детей добрыми католиками.
— Я всегда напоминаю им семейный девиз: «Candida nostra fides» — «Наша вера чиста», — сказала она, делая небольшой глоток вина. — Так и должно быть. Двор моего супруга — школа этого Нового Учения. Верно, что мы можем многое узнать из этих заново открытых текстов Древней Греции и Рима, и все же я боюсь, они подвигнут людей на то, чтобы подвергать сомнению учения Церкви.
— Изучение античных трудов казалось замечательным делом несколько лет назад, — заявил отец Герехт, когда подали фрукты, — но ваша милость правы, это оказалось опасным, так как действительно привело к тому, что люди стали задаваться вопросами по поводу веры и религиозных доктрин. — Он выглядел расстроенным. — Некоторые считают, что Писание должно быть доступно для чтения всем.
Монах не упомянул Эразма, да это было и не нужно: все они знали, что Эразм — сторонник перевода Писания на язык народа и сам занимается этим. К тому же герцог Иоганн поддерживал идею реформатора.
Мать ни за что не стала бы критиковать супруга или открыто перечить ему. А так как герцог любил Эразма, она и его не подвергала критике.
Герцогиня Мария просто сидела и с задумчивым видом изящно резала еду.
Отец Герехт покачал головой:
— Если мирянам будет позволено читать Писание, они, того и гляди, начнут хвастаться, что разбираются в нем лучше церковников, которые обучены толковать его и рукоположением в сан наделены духовной силой для этого.
Вильгельм, с интересом слушавший разговор, вдруг заговорил:
— Простите меня, отец, но, говорят, не все священники достаточно образованны для толкования Святого Писания своей пастве, и некоторые объясняют его избирательно, сообразуясь со своими нуждами.
— Вильгельм! — воскликнула шокированная мать.
Старый монах улыбнулся:
— Ваша милость, в юном возрасте вполне естественно задавать вопросы, и если молодой человек слышал такое, значит ему нужно услышать и о том, что подобные случаи крайне редки. Продажные души есть везде, чем бы люди ни занимались, даже среди священников, к сожалению. Но большинство набожны и честны в своем призвании. Такой ответ удовлетворяет вас, мой юный господин?
— Да, отец. — Вильгельм не выглядел убежденным.
— Я надеюсь на это, — строго сказала мать.
Сын повесил голову.
Оставалось совсем немного времени до пятнадцатого дня рождения Анны. Он приходился на сентябрь, Эмили родилась в октябре, и отмечали оба праздника всегда вместе. Обычно устраивали небольшой торжественный ужин с родителями и несколькими приглашенными гостями, которые приезжали с поздравлениями и подарками. По крайне мере, это был повод нарядиться.
Анна стояла в сорочке посреди своей комнаты и рассматривала красивую одежду, разложенную на ее кровати. Эмили юлила вокруг, уже одетая в зеленое как мох платье с широким черным бархатным поясом и тщательно отделанными разрезами на узких рукавах.
— Черный бархат — это слишком мрачно, Анна.
— Да, но это мое самое дорогое платье. — Анна наклонилась над копной алого бархата. — Я надену это. И наверное, мой новый Stickelchen, из-под которого будут видны косы. — Она взяла в руки расшитый бусинами головной убор с декоративной золотистой вуалью. |