— Я люблю тебя, — сказала Женевьева. — Я люблю тебя, Паоло.

Закари молчал. Она заметила, как напряглась его спина.

— Тебе не приходило в голову, — начала она, — что я могла бы с радостью согласиться с тем, что работа для тебя превыше всего? Понимаешь, вполне вероятно, что твои модели стали бы еще совершеннее, если бы ты жил с любимой женщиной. У тебя осталось бы все, что ты имеешь сейчас, но у тебя появилась бы я. Я могла бы помочь тебе. Я не художница, Паоло, но я разбираюсь в искусстве. Я могла бы стать твоей самой сильной сторонницей, даже партнером. Кто больше меня знает о туфлях? Я бы даже подружилась с Ольгой.

Он покачал головой:

— Это невозможно.

Она принялась грызть ноготь с дорогим маникюром.

— Паоло, в моей квартире целая комната отведена под туфли. Там полки от пола до потолка. Туфли — моя страсть. Я держу их у самого сердца. В каждой коробке в этой комнате — неудовлетворенное желание, мечта, фантазия. — Она на мгновение закрыла глаза. — Я обожаю свою коллекцию, но я позволила ей заменить мне реальную жизнь. Я больше не желаю этого.

— Женевьева. — Он снова обернулся к ней, теперь в его глазах светилась грусть. — Ничего не получится. Если мы вдвоем станем жить здесь… Здесь… Твоя чертова коллекция туфель полностью заполонит мою квартиру, мне просто не останется места! Тебе лучше вернуться домой.

— Я знаю, что ты любишь меня, Паоло. Одна эта пара туфель, — она снова посмотрела на ноги, — значит для меня больше, чем вся моя коллекция.

— Мне хочется крушить стены.

Она остановилась, чтобы поднять свое платье, она путалась в застежках. Закари молча наблюдал за ней.

— Я говорю абсолютно серьезно, — продолжила Женевьева. — Я хочу уйти от Роберта. Скажи одно слово, и я больше не вернусь к нему.

— Ты даже не подумала о последствиях.

— Да, да, твоя работа, твоя свобода…

Закари грустно улыбнулся:

— Я говорю о последствиях для тебя, Женевьева.

37

Наутро Роберт проснулся с ужасной головной болью, отвратительным привкусом во рту и понял, что не представляет, где находится. Кровать, на которой он спал, оказалась очень короткой, очевидно детской, его ноги свисали с края. В комнате было темно. Он встал и попытался отыскать окно, открыть жалюзи, но наступил на какой-то острый предмет и споткнулся обо что-то.

В комнату хлынул яркий солнечный свет. Роберт увидел, что находится в спальне мальчика. На полу валялись игрушки, крошечная машинка, волчок, плюшевый мишка, несколько книжек. Стены были выкрашены в небесно-голубой цвет. Он заметил, что на нем голубая пижама, явно с чужого плеча.

Где он, черт возьми?..

Сидя на кровати и сжимая ладонями пульсирующую от боли голову, он пытался восстановить в памяти события прошлого вечера. Конечно, он помнил игру в покер, затем они пили вместе с Гарри. Тяжело и неохотно припомнил все, что рассказал ему Гарри. После этого ему снова захотелось улечься в постельку мальчика и оставаться там.

Откуда-то снаружи раздавался шум. Похоже, гремели посудой. Приглушенный хлопок закрываемых дверц буфета. Трели звонкого детского голоска. Французская речь.

Он ехал домой, не так ли? В такси. Он был ужасно зол. Он хотел поговорить с ней, даже если для этого потребовалось бы разбудить ее. Но ее постель оказалась пуста. В квартире не было и намека на ее присутствие.

Болтовня ребенка в соседней комнате стала более явственной.