— Пока, — пробурчала она, не зная что ответить, и повернулась к старшине: — Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?

— Дела-а-а!.. — протянул тот и поплелся вперед.

— …Куда едем? — спросил Гога, разворачивая машину.

Появлению Сони он не удивился. "Я пока тебя ждал, сам до того, что это — двойник, додумался", — объяснил он, когда они садились.

— Куда тебе? — глянула Маша на Соню. — По пути поговорим или заедем куда-нибудь? Ты есть хочешь?

— Может, ко мне? — предложил Гога.

— Нет, — девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось, что ее злоключения окончились. — Мама с ума сходит. Только я далеко живу — в Репино.

— Где это?

— Я знаю, — заверил Гога. — Минут через сорок будем.

— Тогда — давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.

…Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня, иногда сразу, а иногда — подумав, отвечала на машины вопросы, но больше это походило на допрос, нежели на дружескую беседу.

Картина складывалась такая.

Однажды в школе (Соня учится в одиннадцатом классе) объявили, что завтра к ним придет съемочная группа какой-то киностудии, которая ищет девушку на главную роль в новом фильме. Все девчонки, само-собой, навалились на макияж и понаделали причесок. И действительно, назавтра к ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один — с фотокамерой и жеманная молодящаяся дама.

Разглядывая школьниц, дама изредка заглядывала в какой-то альбом, словно с чем-то сверяясь. Очень быстро, лишь обведя класс взглядом, она выбрала двоих — Соню и еще одну ее одноклассницу — и попросила их спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.

В спортзале уже сидело шестеро девчонок. Они бурно обсуждали маячившие перед ними грандиозные перспективы, гадали, будут ли из них выбирать одну или двоих, или вообще — возьмут всех отобранных. Соня обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, — одного роста и имеют примерно один — славянский — тип лица. И все — более или менее симпатичные.

Вскоре «киношники» появились с еще одной девчонкой, попросили всех встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом непрерывно щелкал аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в течении двух дней обязательно позвонят тем из них, кто прошел первую пробу и, пояснив, что "у них сегодня еще две школы", торопливо исчезли.

Школу лихорадило. И, когда, назавтра, Соне позвонили и попросили подъехать по такому-то адресу, она даже никому не сказала об этом, чтобы, во-первых, не завидовали, во-вторых, не смеялись, если она не пройдет следующие пробы. К тому же молчали и остальные «отобранные», боясь признаться то ли как она — что позвонили, то ли — что НЕ позвонили.

Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не может никаких разговоров о том, что она может стать кем-то другим, а не врачом, как у них в семье было решено уже давно). И, вместо того, чтобы отправиться в школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.

Дойдя примерно до этой части повествования, Соня разговорилась, и Маше уже не приходилось вытягивать из нее в час по чайной ложке. Их машина к тому времени вышла на окраину.

— Я сначала удивилась, когда увидела, что по тому адресу — не киностудия или, скажем, театр, а прокуратура. Но потом подумала, мало ли что: может быть они детектив снимают? Или это какая-то новая маленькая студия, и они тут арендуют одну-две комнаты… Сейчас всякое бывает.