— Но мы же договорились…

— Договорились, — с легкой иронией в голосе перебил он так, как говорят иногда с детьми, — а теперь передоговорились.

Он перестал раскачиваться, уперся руками в стол и вдруг заорал:

— Где деньги, сука!

Такой поворот, наверное, сработал бы безотказно, будь перед ним обыкновенная девушка. Но Маша… Мария. Ее уверенность в себе, сознание вседозволенности и безнаказанности хоть и пошатнулись заметно в последние дни, но все же оставались чуть ли не главными составляющими характера.

— По какому праву вы разговариваете со мной таким тоном? — спросила она стеклянным слегка дрожащим голосом.

— Прекрасное самообладание. — Зыков потер подбородок ладонью и, буравяще глядя Маше в глаза, почти любуясь ею, пальцами другой руки принялся барабанить по столу.

Абсолютно спокойной Маша оставалась только внешне. В душе же ее что-то дрогнуло. "Почему?! Почему он вдруг решил, что на нее можно кричать, можно оскорблять ее? Ведь еще вчера он говорил с ней уважительно, чуть ли не со страхом… Он сказал, деньги. Почему он заговорил о деньгах? Арестован кто-то из банды? Или Алка? Нет, скорее — первое. Денег мне не жалко, отдам хоть сейчас. Но если он так… Война так война".

— "По какому праву", вы спрашиваете, Мария Викторовна? — следователь вновь неожиданно сменил интонацию на подчеркнуто корректную. — Да по такому, что вы — прекрасная актриса. Только на хитрую жопу, Мария Викторовна, есть, извините, член с винтом!..

— Маша порывисто поднялась и двинулась к двери.

— На место! — рявкнул Зыков.

На место Маша не села, но остановилась:

— Если вы еще раз повысите на меня голос, я просто исчезну.

— Исчезнешь? — следователь ухмыльнулся. — Ну-ну, давай, а мы посмотрим… Чего ж раньше не исчезла? Это же элементарно, Ватсон: девочка-невидимка дает вдруг себя арестовать… девочка-невидимка не желает незаметно пройти в больницу… И наконец: девочку-невидимку узнает ее заколдованный принц!

Ах вот в чем дело! Следователь просто решил, что она по каким-то причинам потеряла свои сверхъестественные способности, если они вообще были, и это не легенда. Что ж, все логично. И он перестал бояться ее, перестал быть эдаким старшим товарищем — предупредительным и участливым, а стал — грубым и вульгарным… ментом.

"Вульгарным ментом", — повторила про себя Маша, и вдруг это выражение показалось ей до невозможности смешным.

Одновременно с этим она испытала несказанное облегчение от того, что все стало понятно. Не удержавшись, она сначала прыснула в ладонь, а потом, убрав руку расхохоталась во весь голос и уселась обратно на стул.

— Актриса, актриса! — восхищенно улыбаясь, покачал головой Зыков.

— Вульгарный мент, — вслух произнесла она в ответ, сразу успокоилась и, утерев выступившие слезы, продолжила: — Значит, говоришь, я разучилась исчезать. Давай проверим.

На миг легкая неуверенность коснулась ее сердца. А может быть он прав? Может быть, не часики, а ЕЕ увидел Атос в больнице? Может быть, ее давешнее решение не пользоваться своим даром повлияло на него уничтожающе?

Она испугалась и, чтобы быстрее избавится от сомнений, глядя Зыкову в глаза, дала ему посыл…

Знакомый толчок в виски, знакомый звон в ушах. Знакомое выражение в глазах следователя.

То, как он повел себя в дальнейшем, характеризует его, как человека действительно умного и прозорливого. А может быть — просто трусливого, но способного держать себя в руках.