Гуннхильд поднялась с места.
— Я надеялась на это. — Ее голос прозвучал сурово, и все же в нем отчетливо угадывалось волнение.
— Именно такого ответа я и ожидал от тебя, — как обычно, спокойно сказал Аринбьёрн. — Ему пригодится твое умение… я имею в виду твои знания и мудрость. Но ради блага твоего будущего младенца и твоего собственного здоровья тебе будет лучше отправиться морским путем. Хотя это будет долгое, трудное плавание, в это время года на корабле будет холодно и не слишком безопасно.
— Неужели я испугаюсь того, что смогла сделать эта жалкая деревенщина, мать Хокона? — надменно бросила Гуннхильд.
— Подумай об этом, моя госпожа. Судя по тому, что я слышал об этом короле, он не должен очень уж стремиться причинить тебе вред. К тому же у нас остается несколько дней. Подумай еще.
— Ты полагаешь, что я еще не все решила?
— Нет, — негромко, но твердо сказал Аринбьёрн. — Тебе это еще предстоит.
— Я почувствовала, что Хокон несет нам гибель, с первых дней его жизни! — Гуннхильд чуть ли не прорычала эти слова. — Мы должны были прикончить его еще в колыбели.
Аринбьёрн нахмурился было, но нашел самый простой ответ:
— Король Харальд никогда не допустил бы этого.
— О, да, Харальд Прекрасноволосый породил целую стаю волков.
Хёвдинг удержался от того, чтобы вслух причислить Эйрика к их числу.
— И еще… — Гуннхильд перевела дыхание. — Ты был добр ко мне, Аринбьёрн, и верен своему слову, но я все время стремилась покинуть твой дом. Я никогда не могла бы быть счастлива под крышей, дававшей приют Эгилю Скаллагримсону.
Он промолчал, не стал ни защищать свою дружбу, ни оправдываться за нее.
Гуннхильд плюнула на пол.
— Эгиль! Это он убил моего сына и бросил черное заклинание против моих людей и меня. Что еще могло навлечь на нас эту беду?
Она не сказала, пробовала ли она применить что-нибудь против Хокона, да и вообще делала ли такие попытки. Может быть, его Белый Христос спас его от ее нападения? Кто знает?
— Кое-кто поговаривает, что в этом повинно еще и властолюбие короля Эйрика, — медленно ответил Аринбьёрн. Он не стал добавлять: и твои собственные поступки.
У Гуннхильд перехватило дыхание.
— Ты смеешь…
Он угрюмо улыбнулся ей с высоты своего роста и поднял руку, призывая к миру.
— О, я никогда не сказал бы эти слова никому, кроме тебя, королева, и никому не позволил бы сказать их мне. — Он опустил руку. — Но здесь нет никого, кроме нас, моя госпожа. Ты мудрая женщина. Ты умеешь думать. На это способно очень немного людей. А сейчас мы очень нуждаемся в здравом и холодном рассудке и прямых речах.
Напряжение, охватившее было Гуннхильд, немного отпустило ее.
— Да. В этом ты прав.
Ей нельзя было гневаться на него. По-настоящему преданные люди были очень редки. Мало было заранее надеяться на победу. Прежде всего она была обязана предвидеть возможность самого худшего исхода событий — ради ее сыновей, ее дочери, ради крови, которая бежала в их жилах.
IV
С наступлением весны короли приступили к сбору своих войск; Хокон в Траандхейме, а Эйрик в центральной части и на юго-западе Норвегии. Но у Хокона было намного больше людей — жители Викина и Упланда взялись за оружие, чтобы сражаться за него; даже в областях, подвластных Эйрику, немало вождей не явилось на его зов, а предпочло примкнуть к Хокону. Эйрик был очень недоволен, когда Гуннхильд уговаривала его отправить в другие страны послов с просьбами о помощи, но это было необходимо, и он все же уступил. Корабли со смелыми моряками не единожды пересекали зимнее море. |