* * *

Несмотря на разногласия с ее матушкой, Вильгельм хорошо относился к племяннице. Человек от природы незлобивый, он видел, что девочка тяготится опекой матери и по мере сил пытался ей помочь. Во время конфирмации Виктории в июле 1835 года часовня дворца Сент-Джеймс была полна гостей. Посмотреть на принцессу, наряженную в белое кружевное платье и белый чепчик, пришли все родные и близкие. В толпу гостей затесался сэр Джон Конрой. Заметив недруга, король громогласно объявил, что свита герцогини слишком велика, и сэру Джону пришлось удалиться.

Для Виктории этот день все равно закончился слезами. Проповедь архиепископа Кентерберийского была чересчур затянутой, атмосфера в церкви – накалившейся от интриг и июльской жары, а мама волком смотрела на короля. Ах, почему ни одно торжество не обходится без скандала?

Виктория и предположить не могла, что не за горами еще один скандал, и какой!

Не спрашивая разрешения короля – точнее, игнорируя его прямой запрет, – герцогиня начала ремонт парадных покоев Кенсингтонского дворца и перебралась туда со своим двором в январе 1836 года. Вести о самовольном заселении дошли до Вильгельма, что не могло его не оскорбить. Несколько месяцев обида клокотала в его душе, пока наконец не забила фонтаном.

Герцогиня и ее дочь были приглашены в Виндзор на празднование дня рождения королевы 13 августа и дня рождения короля через неделю. Но герцогиня сама отмечала день рождения 17-го числа, поэтому решила пропустить празднества королевы – не такая уж важная птица – и прибыла в Виндзор лишь 20-го.

В этот самый день король, бывший проездом в Кенсингтоне, заглянул во дворец и самолично убедился, что соперница присвоила целых 17 комнат. В замок он вернулся, задыхаясь от праведного гнева.

Тем же вечером, за столом, на виду у сотни гостей, он разразился тирадой: «Я молю Бога продлить мою жизнь хотя бы на девять месяцев, после чего в случае моей смерти регентство станет невозможным. Я буду доволен, если бразды правления перейдут лично в руки этой юной леди (он указал на принцессу), законной наследницы короны, а не в руки сидящей рядом со мной особы, которую окружают злокозненные советчики и которая сама по себе недостаточно компетентна, чтобы держаться в соответствии со своим высоким положением. Могу заявить без колебаний, что я был оскорблен – беспрестанно и в высшей степени – поступками означенной особы и впредь не намерен терпеть поведение, столь неуважительное по отношению ко мне… Знайте же, что я, король Англии, готов защищать свое достоинство. В дальнейшем я буду настаивать на том, чтобы принцесса посещала все придворные торжества, как повелевает ей долг».

Когда он умолк, королева Аделаида казалась смущенной, а Виктория, по своему обыкновению, разрыдалась. Герцогиня стоически выслушала отповедь, но сразу после обеда попросила заложить карету. Потребовалось немало уговоров, чтобы она согласилась переночевать в замке. Пока друзья хлопотали вокруг герцогини, Адольф Фитцкларенс приводил в чувство отца. Понятно, что ослушница заслужила хорошую взбучку, но ведь не прилюдно! Однако бывший моряк ничуть не раскаивался в своей выходке.

Последняя схватка между врагами произошла в мае 1837 года, когда немощный король доживал свои последние дни. Приподнявшись со смертного одра, он написал Виктории письмо, в котором предложил ей 10 тысяч годовых в ее личное пользование.

Денег хватило бы, чтобы сформировать собственный двор, пусть и миниатюрный, но с личным казначеем и фрейлинам. Но герцогине была противна сама мысль о такой вольнице.