Двое новых клиентов. Тереса взглянула на часы у кассы.

До закрытия оставалось меньше пятнадцати минут.

Она ощутила на себе вопросительный взгляд Ахмеда и, не поднимая головы, кивнула. Пусть быстренько пропустят по стаканчику, пока не зажегся свет и всех не попросили на улицу. Она продолжала считать, подводя итог вечера. Вряд ли эти двое сильно изменят картину.

По паре виски, не больше, судя по их внешнему виду. Немного поболтают с уже начавшими украдкой зевать девушками и, возможно, договорятся с одной-двумя встретиться попозже в городе. Например, в пансионе «Агадир», в полуквартале отсюда. А может, если они на машине, — молниеносный бросок в соснячок у забора казармы Иностранного легиона. В любом случае, это не ее дело. Свидания в особую тетрадь записывал Ахмед.

Вновь прибывшие облокотились на стойку, рядом с пивными кранами; к ним подошли Фатима и Шейла, две девушки, болтавшие с Ахмедом, а сам он уже подавал две порции якобы «Шиваса» двенадцатилетней выдержки, с большим количеством льда и без воды. Девушки заказали по маленькой бутылке шампанского; клиенты не возражали. Компания, разбившая два стакана, продолжала смеяться и поднимать тосты в своем углу — после того, как не моргнув глазом заплатила по счету. Мужчине в конце стойки, похоже, никак не удавалось прийти к соглашению со своими собеседницами: они о чем-то спорили, и сквозь музыку доносились их тихие голоса. На пустом танцполе, оживляемом лишь унылым вращением лампочек на потолке, теперь понапрасну пела Эбигайль. «Я хочу лизать твои раны, — говорилось в песне. — И слушать твое молчание», Тереса подождала конца первого куплета — она знала наизусть все записи, имевшиеся в «Джамиле», — и снова взглянула на часы у кассы. Еще один день позади. Точно такой же, как вчерашний понедельник и завтрашняя среда.

— Пора закрывать, — сказала она.

Подняв голову, она встретила спокойную улыбку.

Светлые глаза — должно быть, зеленые или голубые, подумала она спустя мгновение, — иронически смотрели на нее.

— Так быстро? — спросил смуглый мужчина.

— Мы закрываемся, — повторила она.

И вернулась к своим расчетам. Тереса не заискивала перед клиентами, и менее всего — когда приходило время закрывать. За полгода она усвоила, что это хороший способ расставлять все на свои места и избегать недоразумений. Ахмед уже зажигал свет, поэтому легкий намек на очарование, придаваемый заведению полумраком, сразу исчез: потертый фальшивый бархат стульев, пятна на стенах, черные пятна от непогашенных окурков на полу. Даже специфический запах, какой бывает в закрытых помещениях, казалось, усилился. Мужчины из-за столика, где разбились два стакана, сняли пиджаки со спинок стульев и, быстренько договорившись со спутницами, вышли дожидаться их на улице. Тот, что сидел в конце стойки, уже ушел — один, недовольно ворча насчет цены, названной за продолжение вечера с участием обеих дам.

— Да я лучше сам себя ублажу, — бормотал он, выходя. Девушки собирали свои вещи. Фатима и Шейла, так и не прикоснувшись к бутылочкам шампанского, медлили, надеясь завязать более близкое знакомство с вновь прибывшими, но мужчин это, похоже, не интересовало, Под взглядом Тересы Фатима и Шейла присоединились к остальным девушкам. Тереса положила счет на прилавок — перед смуглым. Он был в рубашке цвета хаки, типа военной, рукава закатаны до локтей; и когда он протянул деньги, Тереса увидела татуировку на все его правое предплечье; распятый Христос, а вокруг — волны, парусник, якорь, штурвал, морской конек… Второй парень был светловолос, светлокож, худощав. Почти мальчишка. Лет, наверное, чуть больше двадцати. А смуглому, прикинула она, немного за тридцать.

— Ну, допить-то мы можем?

Тереса снова встретилась с ним глазами и при зажженном свете увидела — они у него зеленые.