Мсье Вуайе-д'Аржансон взял тогда руки Сидализы и посмотрел на неё с особенным выражением лица, принимаемым им в подобных случаях.

— Милое дитя, — сказал он, — вы играете, как птичка, но берегитесь, чтобы не попались в сети птицелова. Вы прикусываете свои хорошенькие губки, и я вижу, что тысячи вопросов готовы с них сорваться. Позвольте мне только сказать вам, что если бы я, начальник полиции, имел своим противником, — не говорю шевалье, — но подобного ему, — клянусь честью дворянина, я отказался бы от борьбы.

После этого мсье Вуайе-д'Аржансон встал, и актриса не могла больше ничего от него добиться. Этого было достаточно, чтобы усилить её беспокойство.

Прошло некоторое время. Обитатели павильона мадам д'Аржансон, мсье де Блетарен, Эктор и Кристина наслаждались днями спокойствия.

Однажды одно слово вывело Эктора из состояния блаженного покоя. Это слово было произнесено Рипарфоном.

— Его светлость герцог Орлеанский виделся с его высочеством наследником, и наследник вас ожидает.

Эти простые слова произвели на Эктора действие, производимое военной трубой на доброго коня. Но затем им овладело сомнение и беспокойство, которые часто тревожат самые твердые души. Он удержал свою лошадь, возвращавшую его в Версаль, и глядя на Рипарфона, произнес:

— Не безрассудно ли я поступаю? Что мешает мне наслаждаться мирным и спокойным счастьем в продолжении долгих лет? Сотня лье — это расстояние, которое можно преодолеть за четыре или пять дней.

Ги обратил свои проницательные глаза на Эктора.

— О чем вы? — спросил он.

— О том, что мадмуазель де Блетарен, её отец и я могли бы безопасно выехать за границу, скрыться в Англии, Голландии, Швейцарии, где бы то ни было, и жить там никому не известными, счастливо и далеко от всякого шума, как ласточки в своем гнезде… Это счастье, я его чувствую, я его понимаю, я его угадываю…

— Что же вас тогда останавливает?

— То, что остановило бы и вас. Честь моего имени и моего рода.

Ги пожал руку Эктора.

— Я ожидал этих слов, — сказал он, — вы правы, друг. Мы, дворяне, рабы имени, и если мы изнемогаем под его гнетом, мы не имеем права жаловаться. Но эта неволя — законная плата за преимущества! И поверьте, счастья вне Франции вы не найдете. Не покинули ли вы, как воин, свое знамя в опасности; как дворянин, своего короля, находящегося в опасности; как француз, вашу отчизну среди бедствий? Вы будете влачить за собой тройные угрызения совести, и все ваше счастье испарится через раны сердца, как вода, вытекающая в трещины разбитой вазы.

— Я очень хорошо знаю, — ответил Эктор, — что я остаюсь, и останусь, хотя бы сама смерть ожидала меня в конце пути.

Впереди показался огромный парк Версаля.

Эктор выпрямился в седле.

— Я мечтал, — сказал он, — а теперь начинаю действовать.

Герцог Орлеанский, предупрежденный о прибытии Шавайе, ожидал его в своих комнатах.

— Идите же сюда! — воскликнул он, лишь только завидел маркиза. — Столько дней вас не было видно; но найдите средство вырвать подобного вам Телемака с острова Калипсо…

— Ваша светлость, — сказал Эктор, — вы превращаете в огорчения всю мою радость.

— Почему?

— Потому что ваши слова заставляют меня бояться, что я потерял много времени.

— Именно потому, что вы потеряли свое время самым приятным образом, я ждал до последней минуты, чтобы вас не потревожить.

— Это ваши правила, — сказал Рипарфон.

— Тем хуже для вас, если ваши не таковы…Эти самые лучшие.