Эктор поцеловал королю руку и выбежал.

Три минуты спустя он мчал во весь опор по дороге к Парижу.

Поль с Кок-Эроном его сопровождали.

Перед глазами Эктора стояло лицо короля. Оно порождало в нем самые мрачные предчувствия, и этот страх придавал ему крылья.

Три лошади, выбранные из самых резвых, не скакали, а летели.

Меньше чем через полчаса они въехали на улицы Парижа.

Эктор отправился прямо в Шатле.

Проезжая Луврской набережной, они встретили толпу бегущего народа и должны были придержать лошадей, пробиваясь среди любопытных.

В окрестностях Гревской площади толпа была ещё многочисленней. Уже настала ночь, и во мраке виднелись движущиеся тени, между тем как с площади доносился неясный гул.

Когда они выехали на площадь, ужасное зрелище представилось их взорам.

Посредине был сооружен эшафот, освещенный зажженными факелами в руках всадников. Его окружали вооруженные солдаты.

Три человека, палач и два помощника, прохаживались по подмосткам, их силуэты были ярко освещены красноватыми бликами факелов, колеблемых ветром.

Трепет пробежал по телу Эктора.

Он пришпорил лошадь и, рискуя раздавить прохожих, устремился к эшафоту.

Его товарищи последовали за ним, и толпа расступилась.

В ту минуту, как лошадь Эктора уперлась грудью в солдат, окружавших печальное сооружение, мужчина, лицо которого было закрыто широкими полями шляпы, отделился от толпы любопытных и обошел трех всадников. Рассмотрев их внимательно, он поспешно пересек площадь и бросился в один из прилегавших переулков.

На подмостках видна была лужа крови, сочившейся через щели и капавшей на землю. Большая корзина стояла на полу, покрытая белым сукном, запачканным там и сям кровью.

— Мсье, — спросил Эктор, — чья это была казнь?

— Уголовного преступника, обвиняемого в измене королю, ответил офицер, командовавший солдатами.

— Имя можете прочесть там, на столбе, — сказал палач, отирая обагренную сталь топора.

Эктор перевел взгляд на надпись и при свете факела, поднятого одним из солдат, прочел имя Блетарена над переломленным гербом.

Кровь застыла в его жилах.

— Клянусь, — сказал Поль, — что если я не убью шевалье, он меня убьет!

— А что стало с его дочерью, не можете сказать? — спросил де Шавайе едва слышно.

— Не знаю, — покачал головой капитан стрелков.

Шавайе сошел с лошади и преклонил колени возле корзины. Он молился несколько секунд, взял один из углов сукна и молча поцеловал его. Поль и Кок-Эрон также сошли с лошадей.

Окончив прощание, Эктор встал, и обращаясь к офицеру, сказал:

— Со мною было, мсье, прощение несчастного дворянина. Прошу вас позаботиться, чтобы тело его было погребено на церковной земле.

— Даю вам в этом слово, — отвечал офицер. — Почему вы не приехали часом раньше? Несчастный был бы спасен.

Эктор молча повернул лошадь и поскакал во весь опор к Шатле.

Каждое слово, слышанное им, напоминало о пророчестве цыганки и пронзало сердце, как нож. Опоздав спасти Блетарена, он боялся опоздать и к Кристине.

Королевский приказ отпер ему ворота темницы.

При имени мадмуазель де Блетарен тюремщик покачал головой.

— Ее нет с самого утра, — сказал он.

— Где же она?

— Может быть, в Сен-Лазаре.

В глазах Эктора потемнело при этом ужасном имени.

— Но полицейский офицер, приехавший за ней, — прибавил тюремщик, — вам лучше скажет, что стало с бедной барышней.

— Его имя?

— Блез-Гийом Пайо.

— Где он живет?

— На улице Тиктон.