С самого начала их разговора он понял, что эта решительная, уверенная в себе молодая леди отнюдь не та девочка-жена, какую ожидали увидеть он и все остальные обитатели поместья Рокситер. Крессида твердо ему заявила, что, с его помощью или без нее, она поедет к мужу, и он, как ни сопротивлялся, все-таки уступил и согласился привести необходимых для эскорта всадников. Конечно, наказание падет на его злосчастные плечи, если что-либо случится с графиней во время столь неосмотрительно задуманного путешествия, но, тем не менее, он склонился перед ее решимостью.

Теперь он угрюмо ехал впереди отряда, впиваясь взглядом во все мало-мальски подозрительные ложбины и взгорья, леса и буераки, откуда могла явиться опасность, и постоянно ожидая увидеть отблеск солнца на металле, что означало бы для него присутствие затаившихся вдоль дороги всадников.

Старый сержант клял про себя все на свете. Во время этого скоропалительно затеянного путешествия могла стрястись любая беда, и, что бы ни случилось, виноват будет он. Ему уже представлялось, какими синяками разукрасит его граф, как только они приедут в Ноттингем. Ведь сержанта оставили в поместье Рокситер, чтобы оборонять его при возможных беспорядках в этих непредсказуемых пограничных землях, и он с большим трудом подыскал себе замену.

Оно, конечно, его первейшей обязанностью являлось защищать графиню, но это его совсем не радовало, и он мрачно поглядывал на нее, когда думал, что его не видят.

Крессида была слишком занята своими мыслями, чтобы замечать унылое недовольство сержанта. Она вновь слышала вопрос, заданный ее матерью: «Ты любишь Мартина, дитя мое?» Если она его не любит, отчего так спешит оказаться с ним рядом? И к тому же он вовсе не будет этим доволен. Она в растерянности закусила губу: ей подумалось вдруг, что ведь он мог прекрасно найти себе другую, более удобную даму, которая бы согревала его постель.

Она была постоянной занозой в его душе, с самого первого дня ее приезда в Вестминстер. Она была ему навязана против воли его сюзереном, и сомнительная преданность ее отца делала связь с ее семьей опасной сверх всякой меры. Она явно раздражала его, заставляла злиться, но… и вдруг щеки ее вспыхнули — она вспомнила блаженство их единственной ночи любви… да, он должен был все же любить ее, если мог дать ей такое счастье.

Что она чувствовала к нему? С самого начала он вызвал интерес к себе. Ее оскорбляло его обращение с ней как с ребенком, хотя по тому, как волновалась ее кровь, когда он находился рядом, было ясно: она не ребенок! Такого волнения она никогда не испытывала за все ее долгое знакомство с Хауэллом. Она с нетерпением ждала, когда Мартин захочет, чтобы она стала его настоящей женой, — и, когда это свершилось, не испытала разочарования.

Мысленно она рисовала себе его облик: этого высокого, сильного мужчину, с крутыми мускулами, с обманчиво сонными глазами, создававшими впечатление неспешного ума и добродушия. Теперь она знала, что его ум остр как бритва, и боялась его способности наносить беспощадные удары по тем, кого он считал врагами короля. Он мог быть любезным и преданным другом и мог быть опасным и жестоким врагом. В предстоящей борьбе за корону он будет нужен Ричарду, как и ему, самому будут нужны все те верные северные дворяне, которые были его товарищами с самого детства.

Мартин может погибнуть в сражении. При этой мысли ледяной холод объял ее тело. Она должна добраться до него, вымолить прощение за свой последний проступок, злоупотребление его доверием. Ответом на вопрос ее матери был этот мучительный страх за него.