Как-то утром, когда мы возвращались после мессы, я шла в хвосте процессии. Ко мне подошла одна из молоденьких фрейлин, недавно попавших ко двору. Девушка шла со мною рядом, видимо, желая мне что-то рассказать. Но я смотрела не на нее, а на королеву. Мария шла медленно, опустив голову и ссутулив плечи, словно горе было ее постоянной ношей.

— Ты слышала? Ты слышала? — шепотом спросила меня новая фрейлина, когда мы остановились, чтобы свернуть в королевскую приемную.

Галерея была буквально забита просителями. Все они надеялись, что королева смилостивится над их родными, обвиненными в ереси.

— Что я должна была слышать? — спросила я.

Фрейлина не успела ответить, поскольку в мой рукав вцепилась пожилая женщина, пытавшаяся оттащить меня в сторону.

— Леди, позвольте мне пройти, — сказала я. — Я не в силах что-либо сделать для вас.

— Не для меня, — со слезами в голосе возразила она. — Для сына. Для моего мальчика.

Вопреки себе я все-таки остановилась.

— У меня припасены деньги, — продолжала старуха. — Он мог бы уехать за границу, если бы королева проявила милосердие и отправила его в ссылку.

— Вы просите королеву о ссылке для вашего сына?

— Да, потому что сейчас он у епископа Боннера.

Этого мне было достаточно. Я рванулась от нее, как от зачумленной.

— Простите, я вам ничем не могу помочь.

— Похлопочи перед королевой за него. Ну, что тебе стоит? Его имя Джозеф Вудс.

— Леди, если бы я рискнула просить за вашего сына, то оказалась бы там же, где и он, — сказала я. — Для вас рискованно даже говорить со мной об этом. Возвращайтесь домой и молитесь за его душу.

Она посмотрела на меня, как на злодейку.

— И ты советуешь матери молиться за душу сына, который ни в чем не виноват?

— Да, — промямлила я.

— Так ты хочешь узнать новость? — нетерпеливо спросила меня фрейлина.

— Конечно, — сказала я, поспешив отвернуться от искаженного болью лица старухи.

Я могла бы ей дать совет: взять деньги, скопленные для отъезда сына, купить мешочек пороха и повесить ему на шею, чтобы он не страдал на костре долгие часы, а взорвался бы сразу, как палачи разожгут пламя. Это не было порождением моей обезумевшей фантазии. Я знала о таких случаях.

— Принцессу Елизавету обвиняют в государственной измене! — прошептала мне фрейлина, радуясь, как ребенок, что есть кому выболтать новость. — Арестовали всех ее слуг и служанок. Сейчас обыскивают ее лондонский дом и что-то там ищут.

От скопления народа в приемной было душно, но я мигом промерзла до костей.

— Елизавету? В какой еще измене? — спросила я, разыгрывая дурочку.

— У них был заговор, чтобы убить королеву, — прошептала фрейлина, обдав меня новой волной ледяного холода.

— А кого еще обвиняют?

— Почем мне знать? И никто не знает. Ну, уж Кэт Эшли точно сцапали.

Я кивнула. Довольная девица успокоилась. Если кто-то и мог рассказать мне поподробнее, то это только Уилл. Сейчас я вполне могла отлучиться из приемной.