Наконец, в пятницу — постный день, когда долгожданного гостя было нечем угостить, кроме выловленного из пруда карпа, — к дому Филипсов подъехала целая процессия. Всадники двигались по двое: ладные, в ливреях с гербом Дадли. Впереди ехал знаменосец со штандартом. Сам сэр Роберт был похож на молодого короля. Прикрыв ладонью глаза от низкого зимнего солнца, я присмотрелась к его спутнику, в котором узнала Джона Ди. Теперь — преподобного Джона Ди, капеллана епископа Боннера.
Я поднялась на галерею второго этажа, где часто играла с Дэнни. Отсюда мне была видна вся процессия и церемония встречи. Входная дверь распахнулась настежь. Эми Дадли стояла, сцепив перед собой руки. Просто образец самообладания. Я догадывалась, чего ей стоит это самообладание. Она наверняка была готова броситься к нему на шею. Семья Филипсов торопилась занять свои места, чтобы должным образом приветствовать именитого гостя, когда он войдет в дом.
Сэр Роберт остановил лошадь, спрыгнул на землю, отдал поводья подбежавшему конюху и обернулся через плечо, что-то сказав Джону Ди. Затем он поклонился жене и поцеловал ей руку, словно отсутствовал всего пару дней, а не большую часть их брачной жизни.
Леди Дадли сделала неглубокий реверанс, после чего соизволила заметить присутствие Джона Ди, которого приветствовала легким наклоном головы, выказывая мало учтивости папскому курату. Я улыбнулась, думая, что Роберту вряд ли понравится столь пренебрежительное отношение к его другу и наставнику. Казалось бы, при ее набожности Эми должна была только радоваться приезду духовного лица.
Я подняла Дэнни на руки. Он обрадовался и заулыбался, но, как всегда, ничего не сказал. С ребенком на руках я медленно пошла к лестнице и стала спускаться. Возле главного зала, словно солдаты на смотре, выстроилось все семейство Филипсов и их старшие слуги. Когда сэр Роберт вошел, мне показалось, что вместе с ним, осветив переднюю, вошло солнце. Его широкие плечи почти касались дверного проема, а на лице играла знакомая мне улыбка уверенного человека.
Я не впервые видела Роберта Дадли во всем блеске, но это зрелище изумляло всегда меня. Годы неволи оставили на его лице всего лишь две глубокие морщины возле рта и выражение некоторой жесткости в глазах. У него был вид человека, познавшего тяготы поражения и научившегося жить с этим ощущением. Но во всем остальном он был полон того же юного очарования, как и в нашу первую встречу на Флит-стрит, когда я увидела ангела рядом с ним и мистером Ди. Его волосы не поседели, оставаясь такими же густыми и вьющимися, глаза смотрели дерзко и весело, а рот был готов улыбаться. Это был человек, привыкший обращаться с королями и принцами как с равными.
— Я очень рад вновь оказаться с вами, — сказал сэр Роберт, обращаясь ко всем. — Хочу поблагодарить всех, кто верно служил мне и моей семье, пока я… отсутствовал.
Он помолчал.
— Уверен, вам не терпится узнать новости о королеве.
Сэр Роберт взглянул на лестницу и впервые увидел меня одетой как женщина. Его удивленный взгляд вскользнул по моему платью с вырезом, которое я сшила с помощью миссис Оддингселл. Наверное, его поразили мои длинные темные волосы, убранные под капюшон платья, и смуглый ребенок у меня на руках. Сэр Роберт замешкался, разглядывая меня, потом лишь качнул головой и продолжал приветственную речь.
— Королева сейчас удалилась в родильную комнату, где ожидает рождения сына. Король вернется в Англию, как только родится ребенок. Сейчас Филипп защищает границы своих владений в Испанских Нидерландах. Он поклялся отбить Кале у французов. Принцесса Елизавета навестила сестру и пожелала ей благополучного разрешения от бремени. Сама принцесса пребывает в добром здравии, прекрасном настроении и, слава Богу, радует весь двор своей красотой. Она сказала королеве, что не выйдет ни за какого испанского принца или того, кого выберет ей король. |