Изменить размер шрифта - +
 — Трон унаследует Мария Стюарт, и французы получат власть над Англией. У Елизаветы есть выбор: либо сражаться за трон, если найдется достаточно глупцов, согласных ее поддержать, либо взойти туда на законном основании, имея мое благословение. Но она должна поклясться, что сохранит в Англии католическую веру. И это должно быть ее искренним намерением.

— Откуда мне знать, каковы искренние намерения принцессы? — спросила я.

Королева слишком устала и даже не повернула ко мне головы.

— Взгляни на нее очами своего дара. Я в последний раз прошу тебя сделать это для меня. Отбрось все личные суждения о Елизавете, взгляни на нее, и потом скажешь, что будет наилучшим выбором для моей Англии.

Я не посмела спорить с Марией и напоминать ей, что дар не подчиняется моей воле. Ниточка, соединявшая ее с жизнью, была совсем тонкой. Только желание выполнить свой долг перед Богом — Богом ее матери — и перед страной своего отца еще поддерживало жизнь в истерзанном теле Марии. Если она получит от Елизаветы обещание сохранить Англию католической, подчиненной святейшему ватиканскому престолу, она сама оборвет эту ниточку.

Я поклонилась и молча вышла.

 

Джейн Дормер еще не до конца оправилась после болезни. Вдобавок ее силы были подорваны преданным ухаживанием за королевой. В Хатфилд она отправилась в королевском паланкине, поставленном на повозку, поскольку ехать верхом не могла. Я посадила Дэнни впереди себя. На дороге в Хатфилд мы были далеко не единственными путниками. Я видела, сколько великолепных лошадей двигалось туда, неся своих всадников и всадниц от умирающей королевы к лучащейся здоровьем и молодостью наследнице престола.

Старый дворец сиял огнями. Похоже, там шло очередное празднество.

— Я не преломлю с нею хлеб, — заявила Джейн Дормер. — Давай попросим о встрече с нею и сразу же уедем.

— Джейн, нам всем не помешает подкрепиться, — сказала я, смотря на все это более здраво. — Конечно, если здешний хлеб вам не лезет в горло, вы можете голодать. А вот мы с Дэнни очень хотим есть.

Я вдруг поняла, почему Джейн Дормер была близкой подругой королевы. Их роднило неистовство, порою перехлестывающее все границы здравого смысла. Вот и сейчас лицо моей спутницы побелело от негодования.

— Я не стану есть за одним столом с этой женщиной, — прошипела она. — Посмотри, сколько здесь перебежчиков. Торопятся выхлопотать себе тепленькие местечки при новом дворе. Теперь все они — лучшие друзья принцессы. У нее что, короткая память? Неужели она забыла, как они насмехались над нею, презирали и открыто называли незаконнорожденной, когда наша королева находилась в полной силе?

— Да, — сухо согласилась я, поскольку больше хотела есть, а не слушать гневный монолог Джейн. — Кстати, среди новых друзей принцессы есть и человек, которого вы любите, — граф Фериа. Когда-то он требовал для нее смертной казни. А теперь передает Елизавете любовные письма от мужа королевы. Предательство для Англии не в новинку. Джейн, мы с вами не на тайной вечере. Вы можете ненавидеть этих людей, но я бы не советовала ненавидеть собственный желудок.

Джейн сердито замотала головой.

— В таком случае ты, Ханна, не ощущаешь границы между добром и злом. Я уже начинаю думать, а есть ли в тебе вера?

— Джейн, вера измеряется не тем, что ты ешь и с кем ты ешь, — сказала я, думая о беконе и устрицах, которые я ела вопреки традиционным запретам моего народа. — Вера находится не в желудке, а в сердце. Я не могу любить исключительно королеву и ненавидеть принцессу. Я люблю королеву, но и принцесса меня восхищает. Что же касается здешних перебежчиков — пусть сами разбираются со своей совестью. Если не хотите садиться с ними за один стол, вас могут покормить и на кухне.

Быстрый переход