— Сомневаюсь. Дело в том, что эти пираты не слишком трепещут перед римским флотом даже в его полном составе. Поэтому не вижу никакого смысла платить за то, чтобы от него отделаться.

— Ты прав. А не собираются ли они нанять пиратов, чтобы использовать в качестве дополнительного флота? Такие случаи неоднократно имели место в прежние войны.

В глубине моего сознания — там, где обычно гнездились мои худшие подозрения, — уже начала обретать очертания новая мысль.

— Нет, — пробормотал я, — даже они до этого не опустятся.

Глаза Милона загорелись неподдельным любопытством.

— Ты, кажется, уже убедился, что существует не так уж много вещей, до которых они не дерзнут опуститься. Тогда что же тебя в их поведении удивляет? Вернее сказать, почему ты что-то в их поведении считаешь невероятным?

— Нет, я даже говорить об этом не хочу. Оставим эту тему до тех пор, пока у меня не будет доказательств.

— Как скажешь. Может, пойдем присмотрим комнату для ночлега?

— Да, пожалуй, пора идти.

Только поднявшись на ноги, я ощутил всю глубину своей усталости. Наконец-то подошел к завершению невероятно долгий и исполненный множества событий день, начавшийся с тяжкого пробуждения в наркотическом дурмане в любовном гнездышке Клавдии. В этот день произошло убийство Павла, я получил практический урок удушения у Асклепиода, потом столкнулся на улице с Клавдием и его головорезами, после этого приплыл по реке в Остию и, совершив небольшую прогулку по городу, закончил знакомство с ним в подземной таверне. Самое время было подумать об отдыхе. Выбравшись на свежий воздух, мы с Милоном отыскали жреца, который показал нам комнату, и я, даже не став ее разглядывать, просто рухнул без сил в кровать и тотчас забылся сном.

ГЛАВА 8

Пробудившись наутро, я чувствовал себя несравненно лучше. Сквозь застекленную дверь сочились первые солнечные лучи — предвестники рассвета. За нею явственно вырисовывались очертания мужчины, стоявшего, облокотившись на балюстраду. Вскочив с койки, я отыскал таз с водой и щедро из него плеснул себе в лицо. Когда я вышел на галерею, Милон обернулся ко мне и сказал:

— Ты встал как нельзя вовремя, господин. Розовоперстая Аврора как раз покидает свою постель, в которой она нежилась со своим мужем Тифоном, или как там его зовут.

— А ты ранняя пташка, как я погляжу, — ответил я.

Мы стояли на галерее четвертого этажа, которая тянулась вдоль фасада здания. Как ни странно, у меня совершенно не отразилось в памяти, как мы прошлой ночью поднимались по лестнице. С нашего места открывался великолепный обзор окрестностей. За крышей храма виднелась гавань, располагавшаяся всего в нескольких сотнях шагов от нас. Набирающий силу свет выявлял в ней множество новых очертаний, а свежий ветер доносил до нас дыхание моря. Городские рынки, словно приступая к очередному подношению богам, посылали в небо свой привычный гул. От большого храма Вулкана вздымалась струя дыма: очевидно, совершалось утреннее жертвоприношение. Пора было начинать очередной долгий день, исполняя свой долг перед Сенатом и народом Рима.

— Пошли, — обратился ко мне Милон.

Мы спустились по шатким ступенькам и направились к причалу Юноны. По дороге мы остановились только раз, чтобы побриться у уличного цирюльника. Моего спутника то и дело кто-то окликал, чтобы поприветствовать, и я в недоумении задавал себе вопрос, что заставило его оставить город, в котором он обрел столь широкую известность. Должно быть, Остия для него стала слишком мала, решил про себя я.

Нужную нам лавку мы отыскали без труда. Она располагалась, как нам и сказали, между судовым помещением и заведением торговца подержанными амфорами, от которых, кстати говоря, невообразимо несло вонью прокисшего вина.