Королевский министр решил, что он сильно напугал шотландца, а страх был именно тем состоянием, которого добивалась эта судейская компания от свидетелей. Гуффье обратился к судейскому чиновнику, который стоял рядом с Кеннеди:

— Отведите его в сторону.

Гуффье наклонился вперед и обвел помещение взглядом.

Всем стало ясно, что он хочет сделать важное заявление и пытается психологически подготовить для этого публику. Сначала он смотрел на ряд, где сидели юристы. Эти судейские крысы день ото дня становились все раболепнее. Потом он начал разглядывать ряды, где сидели разодетые благородные господа. Наконец он перевел взгляд на проход за загородкой, где толпился и шумел простой люд.

— Я думаю, что пришло время… — сказал он и повернулся к своим коллегам-судьям, ища у них поддержки.

Видимо, его прекрасно поняли, потому что Гуффье не стал далее распространяться. Гуффье поднял руку и дал сигнал офицеру, стоявшему у двери, ведущей в башню.

Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась. Все резко повернули головы и замолкли.

Первым вышел губернатор Август де Ленвэр. Он нарядился в бархатный камзол персикового цвета, довольно выгоревший и покрытый сальными пятнами. Де Ленвэр пытался придать драматическое выражение своему расплывшемуся лицу. Но это лишь делало его более смешным и нелепым.

После де Ленвэра шагал старший надсмотрщик. В руках он держал связку ключей от камер. Его присутствие совершенно не требовалось на заседании суда. Видимо, судьи потребовали, чтобы он пришел, дабы придать больше торжественности и значительности происходящему. За надсмотрщиком медленно шла хрупкая девушка в белом. Ее с двух сторон поддерживали караульные. Ее выпустили из клетки лишь час назад, спешно помыли, одели и дали взбадривающие снадобья. Ноги у нее онемели и еле двигались.

Когда они вошли в зал, Август де Ленвэр стал рядом с девушкой и жестом указал, чтобы надзиратель сделал то же самое. Он велел охранникам вывести девушку в центр зала.

Появление Валери Марэ произвело на публику желаемое впечатление. Девушка была очень худой и бледной, но все пережитые муки только усилили ее сходство с покойной Агнес Сорель. Благородные дамы и господа оцепенели от удивления. Они почти поверили в то, что возлюбленная короля воскресла и пришла на слушание дела о ее собственной смерти.

В зале царила мертвая тишина. Валери решила, что ее сейчас будут судить, а Жак Кер уже осужден. Девушка была очень слаба и испытывала сильный страх. Валери не поднимала глаз, когда ее ввели в зал, и, дрожа, стояла перед судьями.

Де Ленвэр резко обратился к охране:

— Поверните девушку лицом к публике, чтобы все могли как следует разглядеть ее.

Охранники повиновались.

Валери была похожа на послушную марионетку. Все присутствовавшие в зале могли как следует рассмотреть девушку и все сильнее удивлялись ее необыкновенному сходству с Агнес Сорель.

— Достаточно, — сказал Гуффье и обратился к судьям: — Господа, вы согласны, что веское доказательство вины Жака Кера стоит перед нами?

В этот момент Валери потеряла сознание. Охранники не дали ей упасть. Голова девушки повисла, тело обмякло, как у куклы, из которой вынули все опилки. Охранники вопросительно смотрели на судейских служащих, как бы спрашивая: «Что нам теперь делать?»

— Унесите ее, — равнодушно сказал Гуффье.

Двое караульных, не зная, как лучше это сделать, потащили Валери за руки.

Кер с ужасом смотрел на это. Он испытывал щемящую жалость к бедняжке и ярость к негодяям, которые довели ее до такого состояния. Его ужасно мучило чувство собственной вины перед Валери — ведь это ему в голову пришла идиотская идея вовлечь девушку в авантюру с королем. Это он разрабатывал и отменял дурацкие планы. Из-за его стратегических затей Валери теперь грозила смертельная опасность.